Крутой каменистый обрыв будто притягивал к себе внимание случайных путников, оказавшихся по воле судьбы в этом пустынном месте. Каждый смотрящий на него невольно задумывался о смерти, которая нагрянет, как всегда, неожиданно и заберёт с собой, будь ты хоть трижды богат и влиятелен в этом грешном мире, ведь она не делает различия между богатыми и бедными, королями и вассалами, добрыми и злыми. Пугая путешественников, даже в ветре слышались здесь странные напевы: «Шагни на край — и дальше, там нет ни звёзд, ни солнца, там лишь вода и ветер, покой и сон ждут там».
Том Лингренд прекрасно знал эту песню: еще в детстве ему часто пел ее отец. Будучи кузнецом в Гастингсе, он сыскал себе почет и славу, женился по любви на девушке по имени Джини и завел двух сыновей. После смерти возлюбленной он вместе со старшим сыном Джоном переехал в Истборн, подальше от воспоминаний и тоски о темноволосой дочери портного. Том тогда остался вместе с бабушкой, чтобы помогать ей по хозяйству, а заодно закончить обучение ратному делу. Благо деньги в семье водились, и дети Лингренда могли позволить себе скромное обучение.
Прошло много лет. Том, шагая по пустынному берегу и ведя под уздцы пегую кобылу по кличке Ставня, напевал:
Шагни на край — и дальше, там нет ни звёзд, ни солнца,
Там лишь вода и ветер, покой и сон ждут там.
Ты смерть свою там встретишь, и дух твой не вернется,
Из темных вод не сможет подняться к небесам.
Ветер усиливался, а до Истборна было еще десять с лишним лиг. Два дня назад Лингренд свернул с дороги, решив сократить путь. Ему хотелось поскорее увидеть отца и брата. Сейчас он признавался сам себе, что идея была плохая: осенняя непогода не благоволила к путникам, могла накрыть проливным дождем, густым туманом, а то и ураганным ветром. Кроме того, про эти места ходили слухи, будто где-то у побережья есть ветхая каменная сторожка с обвалившейся крышей, а в ней водились призраки и творилась всякая чертовщина. Те же, кто отважился заглянуть в нее, пропадали навсегда.
— Чушь собачья, Ставня, призраков не бывает, — Том хмуро окинул взглядом вечернее небо. — А вот нам с тобой было бы неплохо найти убежище, а то мы сами ими станем. Смотри, какая туча с востока идет. Как бы не вышло чего.
Лошадь фыркнула и потрясла головой, звонко брякая уздечкой.
— Прости, — молодой человек погладил животное по жесткой холке. — Знаю, что устала, но надо постараться. Ради нас обоих.
Оседлав кобылу, Лингренд поскакал вдоль берега. И все же темнота накрыла их раньше, чем они успели выбраться на дорогу, ведущую до ближайшей деревушки.
— Тут уже недалеко, а там к обозу пристанем. Я тебя накормлю! — кричал путник сквозь ветер, но уже понимал, что они заблудились.
Неожиданно лошадь встала на дыбы и громко заржала. Не удержавшись в седле, Том упал на землю, в траву, забываясь от неожиданности и боли, а когда опомнился, лишь увидел, как Ставня резво удирает в темноту.
— Вот че-ерт… — простонал он, с трудом поднимаясь на ноги и держась за ушибленное бедро. — Ставня! Ставня! Вернись! Тупая скотина. Вот доберемся до дома, на колбасу тебя пущу…
Ругательства не помогли, а тьма вокруг стояла такая, что хоть глаз выколи. Тому не оставалось ничего другого, как хромать вслед за лошадью. Нога разболелась до ужаса, промозглый ветер порывисто толкал в спину, и несчастный путник уже отчаялся найти убежище, как вдруг вдалеке заприметил огонек.
Одинокий дом на огромном пустыре покосился и выглядел не слишком обжитым, но в окне горела одна свеча.
— Эй! Есть кто живой? — Том прошел через калитку, пересек двор. Ему никто не ответил. — Странно. Хозяева собак не держат. И слава богам.
Корчась от боли, молодой человек кое-как взобрался на крыльцо и постучал железным кольцом ручки о дверь.
— Есть кто дома? Простите великодушно, но моя лошадь пропала, а я ранен. Прошу вас, приютите одинокого странника на ночь!
Ему снова не ответили, но дверь оказалась незапертой, гостеприимно открываясь перед раненым человеком и разрешая укрыться за собой. Единственная комната оказалась пуста. Обстановка в доме была небогатой и нежилой: грубо сколоченный деревянный стол у окна был весь в пыли, около стен стояло несколько кованных железом сундуков, служивших, очевидно, бывшим владельцам и постелью, и скамьями. Около двери валялась старая пустая бочка, в которых матросы обычно хранят свои сухари. Пол был покрыт зёмлей и сажей из полуразрушенного камина, которую, скорее всего, разбросал здесь слишком сильный ветер.
Всё в доме говорило о том, что здесь давно никто не появлялся, но зажжённая свеча свидетельствовала прямо об обратном. Был ли этот неизвестный случайным гостем, как и Том, или же постоянным обывателем — оставалось неясным, да и не было у странника особого выбора.
Пройдя внутрь, Лингренд опасливо покосился на зияющий люк чердака, к которому вела лестница. Присев на сундук, Том стал ждать хозяев. Он порылся в карманах и припрятал увесистый кошель в правый сапог, предварительно изъяв из него несколько серебряных монет. «Может, хозяин в сарае, что за домом? — думал он. — Или на чердаке?»
Неожиданно старая и скрипучая дверь распахнулась абсолютно бесшумно, и на пороге дома появился юноша лет восемнадцати. Со светлых волос капала вода, словно на улице шёл сильный дождь, мокрой была и его одежда: простая белая рубашка и чёрные брюки, заправленные в узкие высокие сапоги. Он странно посмотрел на неожиданного гостя, но не сказал ни слова, вглядываясь тусклыми голубыми глазами в лицо человека.
— Я… Прости… — произнес, растерявшись, Том.