— Ну нет, сука, я тебе так просто не дамся! — Заорал Майк и кинулся на обидчицу.
Словно ураган отшвырнул его к стенке и придавил к полу, будто приколотив гвоздями.
— Что же, ты сам выбрал свою судьбу, прощай.
Майк очнулся от того, что в его голове постоянно что-то бухало и трезвонило. Через несколько минут, он понял, что это колошматили и звонили в дверь. Он поплелся открывать. На пороге стояли два человека в штатском.
— Майкл Керчит? — Спросил один из них, приземистый с двухнедельной щетиной на массивном, словно у бульдога подбородке.
Майкл качнул головой в знак согласия. Приземистый сунул какой-то документ ему в лицо, и резко оттолкнув парня, влетел в комнату. Майк похолодел, сразу же вспомнив, кто лежит на его кровати, но было поздно.
В момент скрутив убийцу, детективы вызвали наряд и с чувством выполненного долга, отвезли несчастного в каталажку.
За решетчатыми окнами уже начинался закат, голод сводил внутренности и, хотя еду приносили, Майк не мог смотреть на эту гадкую пищу. Он закрывал глаза и видел сырое мясо с сочащимися кровавыми слезами. Майк застонал и повалился на нары.
— Что браток, худо? — Спросил сосед наркоман, — мне тоже не сладко, ширнуться бы сейчас и закайфовать.
Майк поднял глаза на собеседника, и кровь в его голове зашумела, он даже не осознал того, что делает. Снова влетели полицейские, и оттащили озверевшего Майка от его несостоявшейся жертвы. За свое поведение он загремел в одиночку, где начал еще больше страдать от голода и жажды. К еде и воде он не притронулся, поскольку они только лишь вызывали рвоту и жгли внутренности. Когда Майк уже начал сходить с ума от голода, в его камеру неожиданно вошла девушка и представилась адвокатом. Она была так хороша, что Майк хотел сразу же накинуться на нее и разорвать на куски.
— Моя госпожа прислала меня, — мягко и тихо произнесла девушка, — она спрашивает, одумался ли ты?
Девушка открыла портфель и достала огромный кусок аппетитного сырого мяса и покачала перед носом Майка. Тот, не долго думая, бросился на вожделенную еду, но был жестоко отброшен, да так, что больно ударился о стену.
— Так что мне передать госпоже? — Жестко спросила девушка.
— Передай, что я буду ее псом, да кем ей угодно, только дай мне поесть.
— Тогда попроси как следует, пес, а не-то я унесу это мясо с собой.
— Нет, не уноси, прошу. — Майк облизнулся, чувствуя, как заломило десны, и, ощущая слякоть ползущей по подбородку слюны.
— Тогда проси меня, тварь!
Майк зарычал, он не сводил глаз с аппетитной говядины, голодающий не секунды не сомневался, что это парная говядина, у него обострились все чувства.
— Отдай, сука, — простонал он, чувствуя отчаянный голод и начиная приближение к истекающему кровью мясу.
Но кусок аппетитно-парной говядины медленно поплыл и спрятался в кожаном портфеле адвокатши. Ее глаза превратились в две узкие щелочки, а красивый пухленький ротик скривился в злобной усмешке.
— А ты, я вижу, глуп. — Она, оттолкнула Майка, да так сильно, что он снова отлетел к стене, и, ударившись, сполз на пол. — Я тебе сейчас расскажу твою судьбу. Пройдет час и твой организм начнет съедать тебя изнутри, ты будешь мучим жестокими болями, такими, каких никогда не испытывал. Сутки, ровно сутки будет длиться эта боль, а затем ты умрешь, что бы снова воскреснуть и мучаться еще сильнее, неделя будет у тебя, что бы осмыслить весь ужас твоего положения. А потом я приду снова.
Девушка направилась к двери, тонкие каблучки ее изящных туфелек зацокали по бетонному полу.
— Сжалься! — прохрипел пленник.
Он медленно, как бы нехотя, опустился на колени, затем лег на живот и словно пес пополз к ногам своей госпожи. Красные остроносые туфельки были совсем уже близко, и один носок больно надавил на переносицу, как бы намереваясь раздавить ее. Майк лизнул лакированный бок туфельки и осмелился поднять глаза. Странное чувство испытывал он, рядом с девушкой, с ее кожей голод пропадал, уступая место, какой-то животной страсти и упоения от полной зависимости от нее.
— Умоляю, госпожа, — шепотом попросил Майк, — дайте мне поесть, я буду покорным псом. Смилуйтесь. — Он с наслаждением припал к чудесной, пахнущей ванилью ножке и сладострастно начал облизывать ее чулок, язык мягко скользил по чуть шероховатой поверхности нейлона.