— В моем сне ты тоже разделась. – Так же шепотом ответил он.
— Но ты, наверное, меня не только целовал?
— Конечно, нет. Но тебе было хорошо.
— Должно быть, ты лишил меня девственности? Признайся, ты тыкал в меня своей огромной штукой? – Я в шутку стукнула его кулачком по груди.
— Но тебе было хорошо. – Рассмеялся он, в притворном испуге хватая меня за руку. – Ты сама просила.
— Как? Ах, Антошка, я так люблю тебя, вонзи в мою маленькую девственную киску свой огромный…кстати, как ты его называешь?
— Писюн, член…
Обернувшись, я взглянула на того, о ком мы разговаривали. Он уже во всю стоял!
— О! – В восторге воскликнула я. — Он не писюн. Он член. Членище. Великий и ужасный. А как он стоит? А что у него внутри? А он твердый? А как отодвигается кожа? А почему кончик такой гладкий? А чем он плевался? И не хватай меня за попу! Отвечай!
Антошка смущенно убрал ладонь с моей девственной ягодицы и сообщил:
— Он встает, когда я думаю о девчонках… — он тут же отхватил затрещину, потому, что посмел думать о ком-то еще, кроме меня. – Он становится твердый и в нем такой зуд…одним словом к нему хочется прикоснуться, взять в ладонь и подвигать, как будто он находится в женской писе. Потом становится очень хорошо, когда кончаешь, и он выстреливает сперму. А потом он снова делается маленьким и мягким на несколько минут. Вот.
— Здорово. А ты часто его трогаешь?
— Часто.
— Сколько раз в день?
— Когда как. Иногда хочется больше, иногда меньше. Раз пять в день, но бывает и больше.
— Сколько? – Не унималась я.
— Раз пятнадцать, наверно.
— Ого! И каждый раз из него выливается эта… сперма?
— Конечно. Просто вначале она так стреляет, а последние разы вытекает. А иногда дрочишь — дрочишь, а кончить уже не можешь. Но это когда целый день этим занимаешься.
— А сегодня сколько раз ты кончал?
— Первый раз утром, когда проснулся, потом, когда мама с папой громко занимались сексом, и сейчас. Получается три.
— Значит, ты можешь кончить сегодня еще двенадцать раз?
— Наверно.
— Мне нужно знать точно.
— Зачем?