Я уже забыл было, что халат на мне болтался и я никак не мог справиться у себя на спине с завязками. Я повернулся к ней спиной, и ее слабые пальчики ловко завязали мне тесемки.
— Я верю вам, — тихо сказала она, — бегите! Желаю успеха!
Я поклонился ей и быстро, но осторожно двинулся по коридору. Сердце мое рвалось к оставшемся в палате, но стиснув зубы, я взял себя в руки. Чувствовал я себя плоховато. Рана болела, голова тоже, все тело сковывала слабость. Надо скорей кончать. Надев маску и опустив на грудь голову, я вышел из коридора на лестничную площадку. При виде меня часовой вскочил и вытянулся. Не обращая на него внимания, я медленно стал опускаться по лестнице. Отлично изучив все ходы и выходы по плану, составленному Кито я нигде не путался и шел прямо в ординаторскую, где висела шинель врача. Можно было сойти за практиканта или за врача, повышенной квалификации, которые практиковали в этом госпитале. Только бы в ординаторской никого не было. Да там и быть никого не могло. Ключ от нее врач всегда носил с собой, и теперь он был у меня в кармане.
Я благополучно достиг ординаторской, так никого и не встретил, за исключением нескольких санитаров, мывших лестницу. Открыв дверь, я запер ее изнутри и направился к вешалке. Мое внимание привлекли какие-то папки, лежавшие на столе. Я раскрыл одну, другую. «Ясно. Истории болезни. А вот эта…» — я взял папку с грифом «строго секретно». Это была моя история болезни. На первой странице красовалась моя фотография еще марсельского периода «Чьих же рук это дело? Кроме Марсель, пожалуй, некому. Ну ладно, потом разберемся».
»Анри Ландаль, — читал я в папке, — настоящая фамилия не установлена, подозревается в военном шпионаже в пользу Франции. Содержать под охраной. Тщательно лечить». Эту папку я положил в карман. Погасив свет я вышел и закрыл за собою дверь.
Я не пошел к выходу через главный вестибюль, там было много света. Там можно было натолкнуться на дежурного врача и там часовые всегда и у всех тщательно проверяли пропуск. Я вышел, как мне советовала Кито, во двор и направился к воротам, через которые привозили больных и проезжали машины. Смело войдя в проходную я протянул пропуск к охраннику в маленькое окошечко. Охранник проверил пропуск и спросил:
— Почему не через главный выход?
— Я был в прозекторской и не хотел обходить кругом.
Часовой протянул руку к железному стержню, проходящему через стену и открывавшему решетчатую дверь, но вдруг сказал:
— У вас помечен утренний выход, а вы выходите ночью.
— Да, но я закончил свою работу, — неторопливо сказал я.
— Простите, но без отметки дежурного врача я не могу вас выпустить.
Дело осложнялось. Я уже собрался было уйти без шума из проходной во двор, чтобы обдумать становившееся угрожающим мое положение, как вдруг гудок автомобиля у ворот прервал наш разговор. Охранник бросил пропуск на стол и пошел открывать ворота. Я так же вышел во двор. Туда с урчанием въезжала длинная санитарная машина и остановилась у главного корпуса. Дерзкая мысль мелькнула у меня в голове. Я вернулся в проходную вслед за охранником, и как можно более безразличным голосом сказал:
— Так я пойду, отмечу пропуск у дежурного врача.
Охранник протянул мне пропуск, и я вышел во двор. При выходе я бросил внимательный взгляд через полуоткрытую дверь в помещение напротив охранника. Там находилось еще двое вооруженных людей, занятых какой-то игрой. «Нет, пробиваться силой через проходную было бы слишком большим и неоправданным риском. Попробуем другое…», — думал я и вернулся вновь к только что мелькнувшей у меня мысли. Дождь усилился и мне это было на руку. Двор был пуст, а изредка мелькавшие одинокие фигуры людей спешили укрыться в помещении. Согнувшись, я быстро пересек двор и остановился, осторожно подошел с боку к интересовавшей меня машине. Сквозь сетку дождя я увидел, как двоесанитаров вытащили из машины носилки с каким-то больным и заторопились с ним в корпус. Еще более сжавшись, я тихо приблизился к машине. В кабине едва различимо мерцал огонек — шофер курил. Задняя дверца была открыта. Соблюдая величайшую осторожность я забрался в кузов и лег у низенького сидения у передней стенки. В кузове было темно и пахло лекарством. Покусывая губы и сжимая в руке пистолет, я замер в ожидании. Крупные капли дождя били по крыше машины, не переставая и я услышал шлепанье ног возвращавшихся санитаров лишь у самой машины. Я замер в страшном напряжении. Еще секунда и я услышал, как санитары с шумом вдвинули носилки в кузов, захлопнули дверцу и крикнули что-то шоферу. Машина тронулась. Короткая остановка у ворот и я свободен! Свободен! Это слово стучало у меня в голове тысячью молоточков.
В ОТЕЛЕ ЭКЗЕЛЬСИОР.
Струя вечернего прохладного воздуха, проникая через настеж раскрытые окна, приятно освежало просторную комнату отеля. Смягченные расстоянием характерные звуки и шумы жизни большого города доносились с наружи.
— Уверен, что в этом госпитале действует рука «мирных людей», — задумчиво сказал Хаяси, откладывая рассмотренную восьмую пачку листиков. — Это надо принять к сведению. Но не ясно, зачем им понадобился Жерар Ришар?
— А Элли? — спросила Ицида, взбивая перед зеркалом свои черные волосы.
— Это другое дело. Но и здесь пока не видно связи.
— Так что же решили с американцем?
— Несколько дней подождем.
— Жаль, что тогда, когда оба были в наших руках…
— Нет, нет! Не считаться с Министерством внутренних дел мы не можем! Абсурд! И с посольством США тоже! Другое дело здесь…
— Где нет посольства США, есть только США!