— Господин доктор, у него плохо с сердцем!
— Шприц, — резко сказал японец и приложил ухо к моей груди.
Момент был удобный. Я вытащил руку с ножом из под одеяла и собрав все свои силы, воткнул нож в спину японца. Вытащить нож я не успел. Охнув, врач рывком поднялся, с каким-то недоумением взглянул на меня, потом хрипло закричал и в тотчас я услышал предостерегающий крик Кито. В руке японца тускло блеснул пистолет.
— Все! Конец! — как молния блеснуло у меня в голове.
Но в тот миг, неуловимо быстрым движением Кито бросилась на японца. Раздался приглушенный, едва слышный зловещий звук выстрела и я увидел, как Кито, тихо застонав, медленно упала на пол, а японец с трудом поднимал руку с пистолетом.
— Не дать выстрелить! — мелькнуло сознании. Схватив тяжелый фарфоровый чайник я с силой запустил его в японца. Этого оказалось достаточно. Я попал ему в переносицу. Нелепо взмахнув руками и выронив пистолет, японец бездыханно рухнул на тело Кито. Руки и ноги тряслись у меня как у паралитика. Все тело покрылось липким потом.
— Проклятая слабость! — я вынужден был присесть на кровать, — а вдруг войдет сестра?
Эта мысль подстегнула меня, и я уже начал почти хладнокровно действовать. Первым делом я с остервенением стащил убитого с тела Кито. Но что это, слабый стон вырвался из груди Кито. Осмотреть Кито и убедиться в том, что она жива было делом одной секунды. В следующие считанные секунды я удостоверился, что пуля прошла на вылет у нее в левом боку, на незначительной глубине от поверхности тела и никакой опасности для жизни причиненная ей рана представлять не могла. Тем не менее, такая рана могла вызвать глубокий обморок, быть чрезвычайно болезненной и, безусловно, сделать человека на определенное время совершенно не дееспособным. Но главное состояло в том, что она была жива и это сказалось тот час на моем преобразившемся настроении, хотя мой союзник и вышел из строя, и ни какой помощи от Кито я уже ожидать не мог. «Прежде всего, остановить кровь! Перевязать! — я рванул с кровати простыню, — нет, так нельзя!» Мысль лихорадочно работала. Я поспешно оторвал полу халата Кито, разделил ее на несколько частей, связал и приподняв рубашку Кито и не обращая внимания на ее стоны, как можно быстрее, хотя и кое-как сделал ей перевязку. Обернувшись к японцу, я с трудом вытащил у него из спины нож. «Хорошо! Теперь у меня и нож и пистолет. Вслучае чего — дорого продам жизнь». А вот халат врача никуда не годился. Он весь был залит кровью. «Где же выход? Спокойно, спокойно». Так подбадривал я себя, стягивая с японца ботинки и брюки. Мне было очень противно их одевать, но всякую мнительность и щепетильность надо было отбросить в сторону. Я обшарил карманы, нашел пропуск, какие-то документы и все это сунул в карман. «Что еще?» — Я оглянулся. Мое внимание привлекла маленькая коробочка, валявшаяся возле Кито. Я поднял ее и открыл. В ней оказался грим. «О милая, заботливая Кито!» Я быстро натер желтовато-коричневой краской лицо и руки, натянул на голову белую шапочку японца и взглянул в зеркало. На меня глядело худое желтое лицо, не похожее на меня. «Маску, теперь маску!» Я снял с шеи японца маску из марли и одел себе на лицо. «Все в порядке, вполне похож. Только халат!.. Где взять халат? Сестра! Толстая сестра в уборной!» Сунув в карман пистолет и вытерев об одеяло нож, я вышел в коридор, уборная находилась в противоположной от выхода конце коридора. Быстро подбежав к двери уборной, я с силой рванул дверь на себя и сорвал защелку. Толстая сестра сидела на горшке и испуганно смотрела на меня. От удара по голове рукояткой, толстуха обмякла и повалилась к моим ногам, неестественно поднимая в верх руки, так как ее халат уже висел над ней в моих руках. С огромным облегчением натянул я на себя халат. Вдруг сестра чуть слышно застонала.
— А, черт! — сорвалось у меня. — Ее нельзя так оставлять!
В ту же секунду я нанес ей новый удар рукояткой пистолета по голове, надеясь в последнее мгновение, что этот удар не окажется смертельным. Толстуха замерла. Заперев наружной задвижкой дверь и пытаясь на ходу завязать халат, я бросился в свою палату, выхватил из матраца свои записки, сунул их карман, и как можно осторожнее потащил Кито в коридор, положил ее у дверей француженки и тихо приоткрыл дверь. За дверью стояла моя незнакомка в длинной белой рубашке и с удивлением и даже с испугом переводила сонный взгляд с лежавшей Кито на меня.
— Что… — она хотела что-то спросить.
— О, дорогая, милая мадмуазель! Нет времени объясняться. Взгляните на меня внимательнее. Я Анри Ландаль, я загримирован, я у вас был и я бегу, иначе мне здесь смерть. А эта милая девушка, драгоценная, ваша сиделка, помогла мне, ее ранили. Спасите ее! Умоляю вас! А мы вас вырвем отсюда! Клянусь!
Все это довольно бессвязно я выпалил, кажется, одним духом.
— А кто…
Но я снова перебил ее:
— Японец, дьявол — доктор! Но вы скажете, что видели, как Кито пыталась задержать меня, а я, конечно именно я, выстрелил в нее. Надеюсь на вас! Прощайте, нет, до свидание!
Я наклонился к слабо и приглушенно стонавшей Кито.
— Кито, ты слышишь меня?
Девушка кивнула головой.
— Кито, ты скажешь, что это я ранил тебя! Понимаешь. А перевязала она, француженка. Понимаешь?
Она вновь слабо кивнула головой, не открывая глаз и болезненно морщась.
— До свидания!
Я перетащил Кито через порог в палату, поцеловал ее в голову, пожал руку француженке и устремился в коридор.
— Стойте! — прозвучал тихий, но властный голос за моей спиной. Я обернулся.
— Давайте я вам халат завяжу!