Фили подошел к кровати и бухнулся на нее в чем был. Над кроватью висели: фотоаппарат — давнее его увлечение, морская подзорная труба и плакат с изображением Нила Армстронга и двух его отважных спутников.
Фили лежал, заложив руки за голову, в тусклом свете ночника, и думал: что же с ним происходит.
Он знал: когда-нибудь у него обязательно будет Большая Любовь. Любовь с большой буквы. Он не знал когда и с кем, но точно знал, что когда-нибудь будет. Что будет семья и дети, ради которых стоит жить. Но это будет еще в очень нескором будущем. То, что мучает его сейчас, наверное, не имеет к любви никакого отношения. Это просто в нем, как впрочем и в Шермане, и в других его сверстниках, проснулось инстинктивное физиологическое влечение к противоположному полу, ничего общего с настоящей любовью не имеющего. Но невозможно же вздрагивать и сходить с ума от возбуждения при каждом взгляде на обтянутую материей тугую грудь, или стройные бедра, или загорелые ноги любой проходящей мимо девушки! Как избавиться от постоянного жжения в груди и в штанах?
«Так сердца моего коснулась ты рукой —
Рукою нежной и любимой, —
И с той поры на нем, как от обиды злой,
Остался след неизгладимый.
Оно как прежде бьется и живет,
От всех его страданье скрыто,
Но рана глубока и каждый день растет…
Нетронь его: оно разбито.»
Душещипательные песни альбома, в которых говорилось о любви — счастливой и несчастной, о платонической и о сладострастной, как ни странно успокоили Фили. В конце концов, ему всего пятнадцать лет и в его жизни будет все. Обязательно будет. И счастливое предвкушение этого «всего» нелепым образом смешивалось со страхом, что вот он ничего не знает и не умеет в любви, и вдруг когда случится это он опозорится… Фили аж передернулся.
«Я свыкся с этим сном, волнующим и странным,
В котором я люблю и знаю, что любим…»
«Интересно, чем занята сейчас мисс Меллоу? — неожиданно подумал Фили. — А мисс Фиппс? А Шерман тоже хорош, черт бы его побрал. Больше руки ему не подам!» — с этой мыслью Фили заснул, так и не раздевшись.
Ему приснилась их новая экономка в розоватом тумане танцующая необычный волнующий танец, навевающий мысли о восточной культуре. В танце она медленно снимала сперва браслеты, потом туфли, потом свой плотно облегающий фигуру халат, также в танце с нее слетел лифчик, потом трусики, потом все заволок пеленой розовый туман и Фили не успел как следует ее рассмотреть…
«И облик женщины порой неуловим —
И тот же и не тот, он словно за туманом».
День первый
— Ты уже большой, Фили, — сказал мистер Филмор, — и не впервые остаешься без меня. Но теперь миссис Тенн больше не работает у нас, новая экономка еще не в курсе всех дел — придется тебе быть за хозяина. Лестер поможет.
Они стояли в огромном зале аэропорта, мистеру Филмору уже пора было проходить на посадку. Он обнимал сына за плечо своей могучей сильной рукой.
Рядом с ними стоял шофер, держа в обеих руках по здоровенному чемодану, да еще и дипломат хозяина под мышкой.
— Не волнуйся, папа, все будет нормально, — ответил бесшабашно Фили.
Мимо них прошла высокая стройная шатенка лет двадцати пяти, в обтягивающем фигуру сиреневом с отливом платье, с тяжелым желтым чемоданом из искусственной кожи в руке. Мистер Филмор невольно проводил ее восхищенным взглядом. Фили не отставал от отца — его женские фигурки интересовали отнюдь не меньше.
— Жаль, Фили, что твоя мать умерла и не видит, какой ты стал… — сказал мистер Филмор и вздохнул. — Ну, ладно…
В этот момент женщина в сиреневом платье, пройдя мимо них, остановилась, поставила свой чемодан на пол и склонилась над ним, выпятив в сторону Филморов туго обтянутый материей свой соблазнительного вида стан. Фили пропустил вскользь сознания слова отца, поглощенный мыслью, что как здорово было бы дотронуться рукой до этой, скрытой тканью, но такой аппетитной плоти (о чем в это мгновение подумал мистер Филмор автор скромно умолчит).
— Слушай Лестера, Фили, — сказал отец. — И помоги разобраться с хозяйством мисс… а-а, мисс Меллоу. Покажи ей что в доме где, чтобы к моему возвращению она полностью была в курсе. Справишься?
— Да, папа…
Если бы отец сейчас предлагал бы ему все семь дней не пить-не есть, а лишь копать огромную яму, то все равно Фили ответил бы также — в этот момент обладательница сиреневого с отливом платья выпрямилась и Фили созерцал ее отменную фигуру в движении.
Неизвестно, как долго Фили мог бы смотреть ей в след — зал был длинный и до цели женщине еще было далеко. Мистер Филмор заметил наконец, чем поглощен его сын и хотел что-то произнести, но за спиной его раздался глухой грохот. Отец и сын дружно развернулись.