Бьянка смотрела прямо в его глаза. Она медленно провела языком по своим пухлым алым губкам:
— Я так понимаю, виконт, это не будет целомудренный поцелуй матери и сына?
Клод склонился перед ней в наигранном реверансе:
— Нет, дорогая графиня..
— И вы останетесь в моих покоях?
— О, да, Ваше сиятельство..
Графиня на миг задумалась. Сердце бешено колотилось в груди. Всё её благочестие сейчас трепетало в душе, противясь требованию сына. Стоит ли поощрять его богохульную страсть к ней? И разве не страшный грех вложить свои уста в уста собственного сына? Но разве не материнский долг уберечь своё чадо, даже ценой страшного греха?
Она упёрла руки в бёдра, игриво выпячивая вперёд свою грудь и исподлобья взглянула в глаза сына, подёрнутые пеленой возбуждения:
— Мой мальчик, разве может мать противится желаниям своего сына? Будущего графа де Аранжи?
— О, мама … – со вздохом воскликнул Клод делая шаг к ней и заключая её в свои объятия, но графиня внезапно прижала к его губам свой палец.
— Мой сын, граф де Аранжи, Ваш отец пребудет ко двору герцога Бургундского через две недели.. Я хочу, чтобы все эти две недели вы были неотлучно при мне, частью моей свиты, и непременно ночевали при моих покоях..
Расчёт был верен. В преддверии долгожданного поцелуя Клод де Арнжи сейчас был готов заложить хоть душу дьяволу.
— Да, мама, любой Ваш каприз..
О, сколь, часто слышала графиня подобные клятвы от десятков мужчин в беспамятстве влюблённых в неё и доведённых долгими играми графини почти до безумства. Но даже в страшном сне Бьянке де Аранжи не снилось, что ей придётся использовать свои женские чары, чтобы привести к послушанию своего родного сына.
Она мягко гладила своего сына по волосам, когда он приник к её губам долгим горячим пылким и трогательно неумелым поцелуем, делясь с матерью своей совсем не сыновей страстью и желанием. Но в этом поцелуи было столько искреннего огня и неистовых чувств, что у графини закружилась голова и она, дабы не упасть, положила руки на плечи сына. Рука её мальчика снова ласкала её обнажённую грудь, второй он поддерживал мать за тонкую таллию. Матери пришлось привстать на цыпочки, чтобы сын мог её целовать, — юный виконт был выше графини на добрую голову.
Чуть погодя, чувствуя, что юноша снова вот-вот потеряет голову, Бьянка с некоторым усилием разорвала их поцелуй и заключила сына в объятия, приникнув к его груди.
— Мой бедный мальчик, за что мы так наказаны? – она чувствовала, как бьётся в его груди сердце, словно молот в кузнечной, и наполнялась жалостью и бескрайним состраданием к своему единственному отпрыску.
— Я думаю, виконт, Вам стоит принятьванну, — она шутливо повела носом, — вы не будете против, если Вам будет прислуживать Ваша мать?. – она улыбнулась и игриво погрозила ему пальчиком,- если, Вы, конечно, дадите слово рыцаря, что будете вести себя благопристойно и подобающе..
— Почту за честь, матушка – нежно проговорил в ответ Клод де Аранжи.
Конечно, у юноши глаза полезли на лоб, когда он впервые увидел мать в короткой до бедра тонкой сорочке, плотно облегающей её бёдра и грудь. Графиня и сама нахмурилась своему легкомыслию. И впрямь, в такой сорочке женщине престало омывать не собственного сына, а мужа или любовника. Но что поделать, признаться, в её гардеробе вещей более целомудренных отродясь не бывало.
Она помогла юноше снять камзол, сама стащила с него сапоги и в одном исподнем повела его за руку в соседнюю комнату, где стояла до краёв ванная, наполненная полчаса назад для неё служанками.
Клод зарделся, словно, юный монах, когда мать стащила с него через голову рубаху. Не удержавшись, графиня положила обе руки на его обнажённую грудь, ласково поглаживая его тело, дивясь его литыми и сильным мускулам и гладкой нежной кожи.
— Ты настоящий Аполлон, — призналась графиня сыну, горделиво оглядывая его стройный и мощный стан, — бог был милостив к нам с отцом в ту ночь, когда мы тебя зачали.
— Спасибо, мама – зарделся ещё более и без того смущённый Клод.
Он замер, когда опустившись перед ним на колени, мать положила руки на его бёдра, чтобы освободить его от портков. Признаться, сама она в том не видела ничего зазорного, — господи, ведь она сама купала его до 14 лет, не доверяя слугам, — а сейчас ей было к тому же весьма любопытно разглядеть его возмужавшее, налившееся мужской силой тело. И разве стоит стесняться того, что родная мать помогает сыну совершить омовение?