Мне ничего не запрещали. Я приходила в комнату к Борису и матери. Я видела, как он порет ее жопу, спину, пизду, как издевается над ней. Как она покорно выполняет приказы. Ко мне он не обращался. Я разглядывала их, наблюдала. Дрочила. Кончала. Но даже особо не хотелось к ним, на колени. Я думала о своем парне и проводила с ним много времени.
Такая девичья любовь. Школьная.
Близился выпускной. Мне выделили денег. Мама с удовольствием ходила со мной по магазинам. Со стороны такая классная семья. Хохочут, рассказывают что-то друг-другу. А на самом деле две рабыни, которые стоят рядом на коленях перед Хозяином.
Платье выбрали отличное. По фигуре, темно синее, до середины бедра. Обувь. Прическа. Макияж. Я плыла на тот вечер, будто в сладком тумане.
Я знала о планах после официально-торжественной части. Знала, что мы поедем гулять и была уверена, что тут то и лишусь девственности.
И так и было. Все так и было. Именно так.
Я его хотела. Сильно, до дрожи. И не проводила никаких параллелей с тем, что происходило со мной, когда я была рабыней и то, чего я хотела в тот момент.
Коттедж. Комнаты. Общий стол. Веселье. Он меня целует в комнате. Раздевает. Видно, как он восхищен моим телом, бельем, чулками, поведением. Я текла. Я его хотела сильнее всего на свете. Он был ласков, нежен. И предсказуем. Я знала, что он будет делать. Чувствовала это.
Аккуратно вошел в меня. Я выгнулась. Потрахал немного. Перевернул. Боль А была ли боль? Где-то там совсем чуть-чуть. Почти никакой. Не та боль, к которой я привыкла и которая так меня заводила. Ебет сзади, нежно, темп не наращивает, на жопу не посягает. А я уже вся в облаках и мыслях. И только одного мне хочется — ебли во всем мои дыры, спермы во рту, чтобы помочились на меня, чтобы били и наказывали, чтобы я орала от боли. Попросить его я не смогла.
Это была не я. Это было не то, что я так любила. Я вдруг поняла, что дико соскучилась по Борису, по маме, по всем тем играм и сессиям, что регулярно проходили в нашем доме.
Я хотела не того, что происходило со мной. Не нежности и ласки, а грубости и унижений. Я хотела грязи.
Трахал он меня боле менее разнообразно. Распахивал мою пизду. А я уже мечтала, что он закончит, и я смогу поехать домой и встать на колени. Получить свое и на своем месте.
Он кончил. Бросил презерватив на пол.
Мы обнимались, целовались. А я уже ничего не хотела. Он уснул. А я тихонько сбежала. Я забрала с собой полный гондон.
А дома я стояла гола на коленях, с прищепками на пизде и сосках и лила сперму из презерватива себе в рот. Боже, как это было грязно, развтратно и извращенно. Вот это ощущение, от того, что я делаю. Я смотрела нас ебя в зеркало и видела лишь шлюху.
Дрочила я секунд тридцать. Кончила бурно, играя спермой в рту, она капала на грудь, стекла на живот. Меня колотило в оргазме, болью отдавало внизу от прищепок. От того, что я резко сжала ноги. Я задремала.
Открыла глаза и увидела мать над собой. Она внимательно смотрела на меня.
— Я в тебе не ошиблась. Ты блядь. Наверное, от рождения. Теперь ты точно знаешь, чего хочешь.
Я ползала у нее в ногах, вылизывала ее обувь, целовала руки. Плакала.
Навзрыд, в голос. То ли от счастья, то ли от возбуждения.
Я как-то резко осознала чего я хочу. Где-то на заднем фоне я уловила мысль — ну, какая любовь, я хочу насилия.
Нет-нет, я жила и живу обычной жизнью, но попробовала всего очень много, пыталась быть без Хозяина и не смогла. Всегда возвращалась под ошейник. К строгому взгляду, приказам, унижению, подчинению.
Борис говорил, что я лучше матери, что совсем не чувствую рамок и табу. Действительно, я позволяла все. Что угодно. Как угодно. Главное чтобы без вреда здоровью. Группа, сдача в аренду садистам, копрофилам, любителям фистинга. Чего только не было. Мать помогала ему. Была практически моей сутенершей. Я месяц прожила у Госпожи, за меня хорошо платили, и я кончала от пыток и боли. А уж Госпожа была та еще садистка. Она говорила, что таких, как я еще не видела. Она терзала меня, отдавала своему мужу и его друзьям. У нее же я стояла под псом. Была туалетом.
Меня тошнит, когда я вспоминаю, как лежала в дерьме и моче, как меня рвало. Мне противно. Но я даже сейчас от этого возбуждаюсь. Запредельность возбуждает. Я поняла это еще тогда. Я отмывалась и ревела. А потом дрочила в душе, вспоминая до мельчайших деталей все это. После была наказана за дрочку. Меня пороли кнутом. Я долго не могла лежать на спине и нормально наклонятся. Благо шрамов не осталось. Госпожа и ее муж знали свое дело. Пороли толково.
Мама умерла. Как-то очень быстро. Сгорела. Я ухаживала за ней как могла. Борис помогал деньгами. И все это время не трогал меня, понимал, что я не готова. Когда я хотела, то сама приезжала, становилась на колени, и он порол меня, ебал, как хотел. Но сам не настаивал, не приказывал. Правда, это было всего лишь пару раз. Я думала, что это отвлечет от близкой и уже осязаемой смерти мамы. Не помогло.