1.11.08
Однажды я сошел с ума и решился на главный поступок в своей жизни. Выебал маму.
Она как обычно пришла с ночной смены и, приготовив мне завтрак и приняв душ, завалилась спать на своем раздолбанном диване. Я поел и вернулся в свою комнату – подрочить. Уже неделю я был безработным, сходил с ума от тоски и безнадеги, и ни на чем не мог сосредоточиться. Только моя личная коллекция порнографии и утешала. После дрочки нервы на некоторое время успокаивались. Я уговаривал себя, что кризис скоро закончится (дело было в далеком 2008-ом), я снова обрету уверенность в себе, найду работу, разбогатею. А потом все начиналось сызнова.
Мне мало чем было утешиться: я был одинок, семьи так и не завел. В отличие от младшей сестры, до сих пор жил с матерью. Отношения у нас с ней были в последнее время натянутыми. А кому понравится, что ваш двадцатишестилетний сын по-прежнему сидит у вас на шее.
Одно утешение – мои девочки. Я включил телек и дивиди и вставил диск. Сразу врубил середину фильма. На экране шикарную сисястую блондинку пялили два негра с огромными елдаками. Мое любимое место. Я смотрел минут пять, а потом стал зевать от скуки. Все свои диски с тетками я уже засмотрел до дыр, а на новые не было денег.
Итак, в моей жизни вообще не осталось ничего интересного, и я не знал, что с этим поделать. Жизнь хотелось резко поменять, изменить само ее качество. Но об этом легче думать, чем делать. Мысли о самоубийстве я с негодованием отвергал. За свою шкуру я готов был биться до конца. И это все, в разделе – планы.
Когда нечего делать – посмотри «ящик». Эта черная дыра быстро засасывает, а потом фиг отпустит. Я надел трусы и спортивные штаны и вышел в зал, где стоял большой телевизор, и где на разобранном диване спала мама. Я сел в кресло, стоящее рядом с диваном, и нашарил под ним программу. Временно углубился в нее.
Была середина дня и по телеку полный голяк, как, впрочем, и в другие часы суток.
Я сложил программу и вернул на обычное место под креслом. Разгибаясь, я нечаянно повернул голову и не смог оторвать взгляда от открывшегося зрелища. Я сплю беспокойно – пошел в мать. Сейчас именно она, как-то беспокойно повернувшись, скинула с себя большую часть одеяла. Обнажилась ее правая нога, согнутая в колене. Мама спала крепко, повернувшись лицом к стенке, а потому я мог спокойно ее разглядывать. Толстую, но стройную ляжку, массивное, шарообразное колено и туго набитую плотью икру, переходящую в натруженную ступню сорокасемилетней женщины.
Жизнь не была к ней ласкова. Отец ушел от нас, когда мне было 14. Матери пришлось одной поднимать двоих детей. И это в жуткие (а не лихие) девяностые. Пока учились в вузах, пока поднимались на ноги – она всегда была рядом со мной и сестрой, всегда приходила на помощь. А я как был, так и остался полным задротом. Когда меня бросила герлфрендиха, пришлось переехать к маме. А теперь я и вовсе безработный, деньги заканчиваются, нужно что-то думать, а вместо этого я тупо пялюсь на ногу своей матери.
И не могу отказать себе в этом. Как же красивы эти пиктограммы вен на ее белой, гладкой коже. Как невольно эротично она согнула ногу, чуть отклонив ее на бок. Я жаждал обладать ею с тринадцати лет. С тех пор, как случайно подслушал их любовные игры с отцом ночью. Именно подслушал. В нашей доисторической двушке комнаты были смежными и отделялись тонкой стеной с проходом по центру, занавешенным простой шторой. Меня и разбудили однажды тихие стоны матери. Отец, судя по звукам, ебал маму не щадя сил.
Они старались сдерживаться, но диван, на котором спали родители, был очень скрипучим – металлические прутья и пружины, – его звучание расстроенного контрабаса разносилось по всей квартире, и я все удивлялся, как это не проснулась моя маленькая сестра, спящая рядом со мной на соседней кровати. Я сел в постели. Глаза в темноте безлунной ночи ничего не видели, но уши я распахнул пошире. Как же мне хотелось приоткрыть занавеску и взглянуть хоть одним глазком… Но я так никогда и не решился. Вместо этого я стал слушать получше.
Папа сношал маму очень долго, минут сорок. Я за это время успел спустить раза три прямо в одеяло, лежащее на бедрах.
Раньше я дрочил на порнуху, купленную родителями, а теперь под их собственную еблю. Богатое воображение позволяло мне представлять, что происходит в соседней комнате. Они лежали в миссионерской позе, а мать, обхватив ногами поясницу отца, сладко ему подмахивала. Особенно нестерпимо было слышать ее тихие протяжные стоны, полные страсти и желания. Отец хрипел, но не снижал темпа. Под конец меня ждал еще один шок. Два кратких восторженно-трогательных вскрика отца, когда он кончал в лоно моей маме. Меня они необыкновенно взволновали: я будто присутствовал при собственном зачатии. «Как я люблю, когда ты в меня кончаешь», — сказала тихонько мама и пошла в душ. Отец остался лежать, восстанавливая дыхание.
Так я стал извращенцем. Мой слуховой вуайеризм закрепился неоднократными оргазмами. Образ матери, лежащей на спине с раздвинутыми ногами, на долгие годы стал центральным в моей виртуальной видеотеке. Только я представлял себя, нависающим над нею. Отца я не ненавидел, скорее, завидовал: он был самцом-победителем и мог каждую ночь трахать мою маму, такую красивую, такую желанную. А я их подслушивал, дрочил и пускал слюни, когда до слуха доносилось хлюпанье материного влагалища. Они были молоды и любили друг друга, мне же оставались лишь мечты. Я боялся только одного: что мама забеременеет – мне новые братья-сестры были совсем ни к чему, с одной не справишься.
Мои опасения не подтвердились, а еще через год отец и вовсе оставил мать в покое. Его бизнес-карьера рухнула, остались одни долги, и отец бросился в бега. Жаль, мне не хватало его энергии заблуждения.
С тех пор прошло много лет. Мы жили в новом городе, в новой стране и в новом тысячелетии. Но это был только фасад, видимость. А по сути – я опять на иждивении мамы, в ее доме, живу от ее щедрот. И с таким бэкграундом смелюсь пялиться на ее тело.
Я встал с кресла в сильном волнении и раздражении. Вернулся в свою комнату и заперся на крючок. В голове путалось. Эта нога никак не выходила из моего сознания.
Я спустил штаны, стал дрочить, другой рукой комкая на груди футболку. И все никак не мог сосредоточиться и кончить. Мысли метались, как волны в шторм. Я с болью и стыдом осознавал, что мои желания и страсти никуда не делись. Что инцестуозные фантазии по-прежнему правят бал в мире моего воображения. Все это было только притоплено в глубинах памяти и при первой возможности вырвалось по воле распоясавшегося ума. Я стоял посреди комнаты и тупо дрочил, думая о собственной матери. Так продолжалось некоторое время и все бестолку. А потом я не выдержал и рассмеялся совершенно безумным смехом, когда представил себя со стороны: потного, взъерошенного, с торчащим членом и взглядом сумасшедшего.
Зачем я такой кому-то нужен?! Женщины, даже моя нежная, любящая мать, любят сильных и смелых мужчин. А слюнявые задроты их только раздражают, от них избавляются, что и продемонстрировала моя бывшая. Я или должен взять себя в руки, или провалиться в тартарары. Больше я подобной неопределенности терпеть не мог. Мне слишком реально угрожало безумие. И я принял грандиозное по своей дерзости и наглости решение – во что бы то ни стало овладеть собственной матерью. Совершенно «достоевская» мысль: всему миру провалиться или мне маму не трахнуть?
Однако тут было, помимо прочих, еще два обстоятельства. Во-первых, у мамы был любовник, с которым она встречалась раз в неделю, и, во-вторых, мама всегда презирала и брезговала извращенцев всех рангов и мастей, во всяком случае на словах. А значит, мне не стоило рассчитывать на неутоленное вожделение матери или просто толерантное отношение к моей проблеме.
Немного отдышавшись после бесплодного онанизма и вытерев взмокшие ладони о полуспущенные штаны, я решил на все наплевать.Разве я не сын своего непутевого отца – будь что будет…
Я знал, где мать хранит искусственную смазку, которую использует, когда спит со своим любовником. Осторожно выйдя из комнаты, я прошел мимо спящей в той же позе матери, и вышел в полутемный коридор. Из шкафа достал коробку с лекарствами и вынул баллончик со смазкой. Никогда не забуду, как у меня тряслись руки, цепко сжимавшие баллончик. До меня доносилось тихое сонное посапывание мамы. Я снова был двенадцатилетним шкетом, который тайно, пока никого нет дома, достает из бельевого шкафа спрятанную кассету с порнухой и вставляет ее в раздолбанный корейский видеоплеер. Для психики не существует времени и расстояний – пятнадцати лет и тысяч километров не стало в один миг.
Я потел и трясся, думая, что от волнения спадет уже слишком долгая эрекция. Но где там! Член мой как-будто зажил собственной жизнью. Гордо торчал вверх, как боевой слоновий бивень, и не собирался смягчаться под ударами судьбы. В награду за это я обильно смазал его искусственным увлажнителем. Пару раз я таким уже пользовался, но отказался из-за его излишней эффективности. Так смазывает, что вся чувствительность пропадает, будто кусок масла сношаешь. Но именно эти его качества мне сейчас и были необходимы. Я спрятал баночку и коробку в шкаф и осторожно вернулся в мамину комнату.
Диван был расположен почти у самой двери. Я встал на колени и скорчился, уперев взгляд в пол. Сопение матери было все таким же спокойным и размеренным. Если проснется и спросит, скажу, что уронил иголку. Некоторое время ничего не происходило, я все также трясся, опустив глаза долу. Потом мама заворочалась, и диван пару раз жалобно вздохнул. Сейчас встанет, не дай бог заметит эрекцию… У меня потемнело в глазах от накрывшей разум волны детского страха перед мамой. Но вот на диване все затихло, и я решился поднять взгляд.