— Нет, со мной не так. Ровно наоборот. Многие годы мое сознание затмевал образ одной женщины о которой я мечтал, к которой стремился… Остальные были просто статистки… Как-то по пьяне я признался в этом Кате. Ее это колоссально разочаровало. Такие были планы на меня и так пролететь! Да еще связаться с извращенцем. Потому что единственная женщина, которую я люблю, — это ты, мама!
Она отпрянула.
— Фима, опять ты за свое, как не стыдно?!
Но было поздно: мои руки уже цепко держались за ее полные, мягкие бока. Мама попыталась встать, но я удержал. Крикнул с неподдельной болью в голосе:
— Да выслушай же наконец! Какая ты мать, если собственного сына не слышишь??!
Это ее остановило.
— Ты только скажи, ты меня любишь? – пробормотал я невнятно, имитируя голос полупомешанного.
— Конечно, — она схватила меня за руки, но отцепиться не смогла, — просто ты говоришь о вещах…
— Я говорю с тобой о вещах важных для моего выживания! До вчерашнего дня я был на грани срыва… Конечно, я обидел тебя, оскорбил…
— Очень обидел, очень оскорбил…
— Тем, что не признался во всем раньше, набросился на тебя, как злодей… Но ведь я погибнуть могу! Психологи утверждают, что фиксация на матери – это пожизненно, как приговор. Если ты сейчас от меня отвернешься, я просто сойду с ума от неприкаянности и страха перед миром. Это со мной уже едва не произошло…
Мама уже не обращала внимания на мои руки, осторожно задирающие подол ее платья. Она раскачивалась и причитала:
— Что же делать? Что же делать? Может к врачу обратиться, к психологу? – спросила она неожиданно.
Ответ был готов и на это.
— Конечно, конечно… Дорогостоящее лечение и никакого результата. Куча выброшенных денег на ветер в разгар кризиса – очень зрелое решение. Это, как в случае с твоим знакомым-игроманом, — полный бесполезняк.
Мать остановила свои раскачивания.
— Но что-то же надо делать?
Я уже обнажил ее колени и узкую полоску бедер, но немедленно оставил это занятие. Настал момент истины. Я упер руки в локтях так, чтобы мамины ноги оставались между ними, и положил подбородок на сцепленные пальцы. Я посмотрел на маму открыто и прямо, пытаясь предать во взгляде любовь, надежность и твердое убеждение в своей правоте.
— Давай заключим сделку. Попробуем еще раз…
— Еще раз – что? – голос ее заметно дрожал.
— Еще раз заняться любовью… Если ты не почувствуешь ничего, кроме отвращения, тогда я навсегда закрою этот вопрос, обещаю.
— Но ведь это неправильно…
— Неправильно по справедливым убеждениям какого-то там доисторическогоплемени, но мы-то живем здесь и сейчас!.. Ты хотя бы попытайся меня спасти, мама!
Она молча сидела минуты две, устало закрыв глаза. Потом:
— Хорошо, сына, — взяла меня за руки и положила их себе уже на почти полностью освобожденные от подола бедра (я даром времени не терял), — только…