Словно чумной, я слонялся по комнатам, оттягивая момент, когда, наконец, улягусь… Ведь тогда придется начать думать обо всем этом. Искать ответы. Выход из ситуации. Какой, к черту, выход?.. В отчаянии, я упал на диван перед камином и начал скулить, как раненый пес. Мне было противно и жалко себя одновременно. Но отсутствие хоть какой-то надежды на спасение заставляло просто лежать и реветь. Столько, сколько возможно.
Выплакавшись, я уставился в потолок. Перед глазами то и дело возникало лицо Лэма. Словно слайды, мелькали минуты нашей жизни. Вот он стоит на пьедестале юниорского чемпионата Европы, виновато прижимая к груди серебряную медаль… Вот спит в шезлонге на веранде, с моей годовалой дочерью на груди… Вот хладнокровно, одним ударом вырубает в драке человека, кинувшегося на меня с ножом… А вот нежно скользит взглядом по моим губам… Черт! Черт!! Черт!!!
Куда я смотрел все это время? Если он сказал правду (а он сказал правду), то когда он понял, что любит меня? И как именно любит? Блин, а как можно любить? Я начал перебирать в памяти все, что происходило с ним за последние несколько лет, и мне открывалась истина, такая очевидная и неприкрытая, что захотелось прибить себя на месте за тупость. Откуда эти изменения во внешности? Давно ли он ходил, как персонажфильмов Тарантино, в темных костюмах с галстуком и зачесанными назад волосами? И вот теперь этот ненавязчивый casual, рваные пряди на лоб… Сколько раз я с молчаливым одобрением окидывал взглядом его стройную фигуру в наряде, словно сбежавшем из моего собственного гардероба? И с каким очевидным удовольствием он ловил эти взгляды… А наши теннисные матчи! Разве я не видел этого смущенного побега в душевую, после того, как я снял майку, облил себя водой, а потом обнял его? А как он перестал дышать, заметив мой взгляд на свой груди, покрытой темными волосами, когда ее некстати обнажили расстегнувшиеся пуговицы … Я хочу его. Хочу безумно, мучительно… Выходит, мои попытки скрыть это привели к тому, что за собственной борьбой я не заметил его внутренней борьбы. Пытаясь заставить Лэма ничего не увидеть, я сам ослеп…
Телефонный звонок. Он или Катя? Я молил провидение показать мне второе имя на дисплее. Но увидел первое…
— Что ты решил?- спрашивает.
— Пока ничего…
— Я узнаю об этом завтра со всеми, или ты позволишь мне узнать до сбора?
— Я не знаю… не могу сейчас говорить, но обещаю, что позвоню тебе не позже семи утра.
Я вынужден был фактически бросить трубку, потому что комок подкатил к горлу. Снова заметался по дому, пытаясь унять вторую волну истерики. Схватил коньяк, сел на пол и выпил залпом почти четверть бутылки. Помогло. Но я все равно не смог избавиться от ощущения его присутствия. Он был везде – в моем сердце, в моей голове. А подойдя к монитору видеонаблюдения, я обнаружил, что еще и в доме… Лэм сидел на скамейке под окном, закрыв лицо руками. Думает? Плачет? Начиналась гроза…
Остановившись в нескольких метрах от скамейки, я замер на месте, не решаясь окликнуть его. Дождь нещадно хлестал по лицу, но я как будто ничего не замечал. Через некоторое время Лэм увидел меня. Мы оба не могли произнести ни слова. Только я выглядел, как пустая кастрюлька, а он – как просыпающаяся Фудзияма. Такого коктейля эмоций на его лице я не видел ни разу в жизни. Я молча взял Фудзияму за руку и повел в дом. Дрожащая ладонь в моей руке предупреждала о скором и неминуемом извержении.
Уселись у огня. Поколебавшись секунду, я снял мокрый насквозь свитер. Не трусы же, в конце концов. Однако белая сорочка тоже была мокрой. Прилипшая к телу тонкая ткань делала меня фактически обнаженным. Краска стыда тут же залила щеки. Я нарочито резко сделал большой глоток коньяка, пытаясь свалить все на него. Вряд ли номер удался…
Лэм пытался под разными углами заглядывать мне в глаза, затем оставил безуспешное занятие и отобрал у меня бутылку. Как оказалось, не с досады, а с целью выпить. Все же, решимости вулкану не хватало… Я осторожно посмотрел на него. В голове пронеслась ностальгическая мысль – вот бы ничего этого не было, и нам опять по двадцать, и мы все также сидим у камина и гоняем коньяк по кругу. И нам так хорошо вместе молчать. Потому что все понятно без слов. И душа друга – как открытая книга. Не тут то было… Теперь по этой книге снят фильм. И его жанр находится где-то между хоррором и эротическим триллером. Но бабушку в конце точно убьют…
— Ты сказал, что пока не можешь говорить…
От неожиданности я вздрогнул.
— Смотреть на тебя в монитор видеонаблюдения тоже не могу…
— Что будем делать?
— Просто пить. Пока меня не перестанет трясти…
— Замерз?
— Заебался.
— ???
— Думать всякие вещи заебался.
— Может, ты хочешь, чтобы я тебе что-то сказал?
— Ты мне наговорил уже…
— Я попытаюсь объяснить…
Заткнись!!! – хотелось мне крикнуть. Его голос хлестал меня, как плеть. И жгучие, багряные следы вздувались на коже, вызывая дикую смесь боли и возбуждения.