наказывает за все, что вам могут хоть что-нибудь сделать плохое. И создали специальный отдел, который этим всем занимается. Давайте поговорим о том, что с вами случилось за последние несколько недель. Мы знаем, что вы были в подпольном борделе, мы следили за вами с той самой минуты, как вы оттуда вышли. Я так понимаю, заявление на Валерию Смирнову и ее отца вы писать не собираетесь?
Я озадаченно хмыкнул.
— Наверное, нет. Ну, напишу я, а толку? Все равно отмажутся.
— У меня не отмажутся, — пообещала Рогозина. — Мы уже давно держим этих двух на крючке, на каждом висит букет статей. И я очень хочу, чтобы они оказались там, где им положено быть — один в тюрьме, вторая на принудительном психиатрическом обследовании. Но проблема в том, что у нас мало свидетелей, мало показаний. Они почти никого не отпускают, и нам некого спросить, что их преступная структура из себя представляет. Поэтому мне нужны вы.
Сильное заявление. Проверять я его, конечно, не буду.
— А может, я тоже не хочу. Расскажу вам все, а мне потом за это где-нибудь в темном парке горло перережут.
Рогозина устало улыбнулась — сразу видно, что такое ей приходится слышать не в первый раз.
— Никто вам ничего не перережет, — сказала она терпеливо. — Ваше имя в деле вообще мелькать не будет, никто даже не узнает, что всю нужную инфу мы получили от вас. Вы просто нам поможете, и все.
— Ага, все! — я заерзал в кресле. — Вы Лерку посадите, а она через месяц выйдет, и продолжит делать то, что делала. И тогда точно до меня доберется — когда я уже про нее забуду.
— Если вас утешит, то ее предполагаемый диагноз слишком серьезный, чтобы отпустить ее через месяц, — сказала капитан. — А у Льва Моисеевича вообще есть очень нехорошие, обиженные друзья — они будут землю носом рыть, лишь бы его закрыть очень надолго. Никто до вас не доберется. Вы будете помогать, или нет?
И, видя, что я продолжаю колебаться — все-таки, бежать поперек рельс, по которым мчится паровоз с названием «Мафия» мне не хотелось — Рогозина возвела глаза к потолку.
— Хорошо, — сказала она резким тоном. — Тогда я вас самого арестую. За пособничество. Хотите?
— Пособничество чему? — осторожно уточнил я.
— Их преступной деятельности. Кто знает, может, вы в доле с ними были, поэтому ничего рассказывать не хотите.
Из двух зол всегда выбирают меньшую. Одно дело — Лера, а совсем другое — правоохранительные органы. Я вздохнул.
— Хорошо, я согласен помочь. Но с условием, что вы эту гадину размажете, и ее папашу тоже.
— Размажем, — Рогозина сразу повеселела. — У меня в этом деле личная мотивация, скажу по секрету — я капитан, а хочу быть майором. Сядут, как миленькие, обещаю.
— Ладно, и что мне нужно делать?
— Всего лишь рассказать всю историю от начала и до конца, — Рогозина достала из кармана диктофон. — Припомнить все подробности, которые вы только знаете. Любая мелочь, любая зацепка пригодится. Даже любое имя, которые вы слышали.
Я покосился на диктофон.
— И с какого момента рассказывать?
— С того самого, как вы повстречали Леру, — последовал ответ. — И до того самого, как вышли из борделя.
Эх, и куда меня опять втянули? Вот, не дадут пожить спокойно!
С трудом припоминая все подробности того рокового дня, я начал рассказ. Сначала получалось не очень — я нервничал и сбивался под тяжелым пристальным взглядом капитана, впитывающей каждое мое слово. Тогда Рогозина поступила иначе — выключила диктофон, и достала откуда-то блокнот и ручку.
— Если вам тяжело говорить — можете записать, — предложила она. — Не торопитесь, мы никуда не спешим.
Я вымученно улыбнулся, и взял блокнот. И знаете, сработало. Писать оказалось намного легче — сразу всплыли в памяти те мелочи, о которых я уже и думать забыл. Правда, писать пришлось долго, потому что этих мелочей оказалось неожиданно много, и каждая казалась мне архиважной уликой в поимке Леры. Несколько раз я прерывался, чтобы дать отдохнуть пальцам, и каждый раз замечал, что капитан Рогозина смотрит на меня каким-то уж слишком странным взглядом — не как капитан полиции на свидетеля, а как женщина на понравившегося ей мужчину. Словно изучала меня, запоминая каждую деталь. Ну, здесь мне бояться нечего — не будет же она нарушать закон и приставать ко мне, если же сама наказывает тех, кто так делает?
Рассказ получился долгий — пятнадцать или шестнадцать страниц покрылись моим крупным, отчасти непонятным школьным почерком. Рогозина улыбнулась, куда более приветливо, чем вначале.
— Вы успокоились? — спросила она.
— Да, вроде.
— Теперь я буду задавать вопросы, а вы отвечайте, — она снова включила диктофон. — Вопрос первый: вы знали Леру до того, как увидели ее в квартире своей подруги?
— Нет.
— Может, вы видели ее раньше?
— Нет.
— Может, вы просто не помните?
— Ага, блин, такую забудешь.
— Она вас гипнотизировала?
— Да.
— Заставляла заниматься с ней сексом?
— Да.
— И вы думаете, что все это ради того, чтобы забрать у вас квартиру?
— Именно.
— Вам понравилось? — я аж дернулся от такого вопроса. Клянусь, что в голосе капитана в этот момент слышался неподдельный интерес.
— Нет, конечно!
— Понятно… Вы запомнили что-нибудь из того отрезка времени, когда вас везли в бордель? Шум самолета, стук поезда, голоса?
— Ничего не запомнил.
И так далее, и тому подобное. Напоследок я записал на отдельном листке все имена, которые мог вспомнить. Включая имена тех известных клиенток, певиц и актрис, которые пользовались моими, так сказать, принудительными услугами.
— Вот видите, как мы с вами плодотворно поработали, — заметила Рогозина, просматривая мои записи. — И времени прошло всего два часа. Теперь, Александр, запишите мой номер — так, на всякий случай — возвращайтесь домой, и попробуйте забыть все это, как страшный сон. В конце концов, у вас есть любимая девушка, а Лера, обещаю, больше пальцем вас не тронет. Можете считать, что теперь вы под моей личной защитой — а защита у меня, как у капитана МВД, очень серьезная.
Пришлось поверить ей на слово.
********************
Мое возвращение прошло на удивление тихо и спокойно. Не было шумного праздника, встречающей делегации с цветами и фейерверка. По версии Карины Игоревны, я уехал в отпуск лечить здоровье, и почти никто из сотрудниц супермаркета не знал даже, где я был на самом деле. Из вокзала меня привезли сразу в тесную двухкомнатную квартиру, где мне теперь и придется жить некоторое время. Одно хорошо, что квартира находилась сразу возле магазина, на той же улице, и теперь далеко добираться на работу не надо.
Отдохнув с дороги, я в ту же ночь вышел в ночную смену — чтобы в тишине и спокойствии разобраться со складом, который без своего хозяина превратился в черте что. Первые два часа я только ходил и матерился, ругая безответственных продавцов и грузчиков, а потом остыл, и принялся за работу, вычищая заваленное до потолка товаром помещение насколько это возможно. Для этого Карина Игоревна выделила мне в помощь усиленную смену — и среди ночников первой в списке оказалась овощница Аленка…
Первый раз она поймала меня, когда я, оттащив поддон в торговый зал, возвращался на склад за следующим. До этого Аленка крутилась где-то на своем рабочем месте, в овощном отделе, а тут влетела в склад, как пуля — с горящим радостным взглядом.
— Сашка! — не церемонясь, она стянула с себя верх рабочей кофты, оказавшись сразу без нижнего белья. — Я так соскучилась!
Мда, этого-то я и боялся. Вообще, я долго думал над тем, как мне теперь отмазываться от секса с девчонками — все-таки, изменять Марине, пусть даже в виду особых обстоятельств острой нехватки мужиков, мне не очень хотелось. А точнее, вообще не хотелось. Хотелось делать это с ней, и только с ней, а не трахать всех подряд, как раньше.
— А ты работу закончила? — сурово …