обернуть.
— Не хотят ваши самки заодно с нами жить! — говорит. — Насильно мил не будешь, не спорю. Я военному делу обучен, а не шашни крутить. Это по вашей, по женской части — в отношеньях разбираться. Вот ты, женщина, скажи, что делать будем?
Призадумалась Умана. Понимает она, что если сам воевода ее совету доверяет, нужно не оплошать.
— Есть в селении пары, которым хорошо вместе… — молвила она. — Вот, к примеру, Лихон с Фебой. А может и другие, это узнать надо. Что они делают иначе других? Нужно всех великанов научить их хитростям.
— Верно, — согласился Игн, — надо эти пары ставить другим в пример.
— А еще лучше — подхватила Умана, — переженить! Тем более, что Феба уже в тягости ходит. В деревне все девки друг другу родня, а кто же станет мужей своих сестер травить!
— Умница ты моя! Так и сделаем, — обнял ее Игн крепко, а про себя подумал, что отцов своих детей самки травить тоже навряд ли станут. А потому надо братьев-великанов надоумить, чтобы надули своим девицам животы да поскорей.
Смутилась вдруг Умана и замолкла. Видать догадалась, к чему великан разговор ведет.
— Чего притихла? — спрашивает Игн. — Тебе-то со мной хорошо?
— Да… — тихонько шепчет Умана.
— А замуж за челубека пойдешь?
Умана от счастья покраснела и сказала еще тише:
— Пойду…
На другой день озарило Уманку, что делать нужно, дабы бабскую долю под челубеками подсластить. Надо раздобыть того масла чудодейственного, что у Игна в амулете и достать много, чтобы каждой девке в селении хватило с избытком. Как он ее вчера ни мучал, как ни растягивал ее дырочки, никакой боли не приключилось. Летала Уманка по дому, порхала вокруг челубека и хлопотала по хозяйству с утроенным запалом.
Расспросила она Игна про то масло, которым он свой уд смазывал, чтобы ее на скобу натянуть. Оказалось, тайный это рецепт, челубеками хранимый много веков. Нужно собрать плоды юкового дерева, что зовут юквами. Очистить кожуру и достать внутренние орешки. Обжарить их, перемолоть в жерновах и дать маслу стечь. Чтобы малую бутыль такого снадобья сделать, нужно много труда и пять пудов юквы.
Одобрил Игн Уманкин замысел и велел ей девиц на сбор юквы поднять. Вот и нашлось для женщин деревни занятие, не было им печали! Прежде они юковое дерево стороной обходили, несъедобные плоды, что с них проку. А теперь всю округу обчистили, сто корзин юквы набрали.
В радость был труд, ведь знали бабы, что масло чудесное их чресла от боли спасет. Твердила им Уманка, что не только спасет, но еще и желанными утехи с челубеками сделает. В такое верилось девкам с трудом, но отлынивать от работы никто не стал. А вдруг подействует чудо-масло? Каждой хотелось так светиться, как Уманка, и многие ей втайне завидовали.
Как закончили сбор юковых плодов, тут и летнее солнцестояние подошло. Настал день праздничный, на него-то свадьбы челубеков с девками и назначили. Шесть пар в деревне нашлось, что соединиться желали по собственной воле. Знать, не так уж больно терли уды челубекские узкие щелки, раз столько девиц во вкус вошло.
В застольях челубеки знали толк! Пир устроили горой, таких в селе прежде не видывали. Караваев напекли, бочки медовухи из погребов выкатили. Разбудили старика-волхва. Как без волхва-то венчание проводить? Он погудел древнюю как мир песнь, на варгане поиграл. Надел венки цветочные на головы молодым и заставил дуб высокий три раза вместе обойти. Вздохнула деревня с облегчением, соединились великанский род и человеческий.
Теперь уж не захватчики и селянки вместе жили, а одна большая семья. А в какой семье ссор и споров не бывает? Только с врагов один спрос, а с родичей — другой. Мудрое решение принял Игн, и братья его поддержали. Да и сам он, чего таить, был рад, как юнец, когда Уманке колечко на палец надел.
«Моя теперь девка, — ухмылялся он в бороду, — никто из братьев не тронет, это правило крепко. Пока гуляет самка ничейная — бери кто хочет. Но жену воеводы трогать не смей».
Одну на всех большую свадьбу гуляли весело: с бубнами, с дудками и хороводами под настойку из мухоморов. А как разгулялись все и про обиды позабыли, решили плесы устроить. Ринулся народ к реке — плавать, брызгаться, веселиться в воде нагишом. Кто один к берегу спешил, кто с подругой. Новоявленные мужья невест подмышкой тащили. Визг стоял, крики и песни разудалые.
Всегда на плесах новые пары складывались. Кто же сможет устоять, когда все голые в воде своим хозяйством сверкают! Купается народ, плещется. Челубеки под водой к приглянувшимся бабам подныривают и в губехи их языками влизываются. А потом на отмель волокут и под возгласы собратьев покрывают.
А под деревом у воды Игн свою суженую к себе задком прижал, на бок уложил и руку между бедер греет. Смотрит Умана, как на песке у реки челубеки с разгоряченными праздником девками кувыркаются.
Вот Ниога молодая в одном исподнем купаться пошла. Белый лён тело ее пухлое все облепил, соски торчат. Вытащил ее челубек статный на берег, лезет к ней, наседает. К песку телом прижал, груди ласкает, а та только в цвет вошла, брыкается, ножки разводить не хочет. Пищит, отбивается, а тот смеется. Чудо, что целой столько времени продержалась, когда великаны в селении.
— Как думаешь, возьмет он ее, раскроет? — шепчет Умана мужу да под его ласковые пальцы подставляется.
— А чего же не раскрыть, — хмыкает Игн, — целку сорвать — это тебе не город построить…
Неподалеку за редкими камышами стоны и шлепки слышатся. Смотрит Умана, а то Феба на своем рыжебородом муженьке скачет. Дергается ее головка, рот распахнулся в длинном стоне. Мощно Лихон жену новоявленную дрючит, не щадит, за груди щипает. Ходит под ней тазом точно конь под наездницей.
И вдруг почуял молодой великан, что глядят на них, и голову в сторону Уманы повернул. Вонзился в нее бесстыжий прямой взгляд исполина с огненными космами. Глядит Лихон меж раскрытых ног Уманы, где пальцы его командира елозят. Ухмыляется он и пуще прежнего свою Фебу наяривает. Краснеет Умана от смущения, а взор отвести не может. Уж не первый раз Умана на мужа Фебы засматривается, больно тот силен и крепок. Юн он еще по великанским меркам, а от того резок, быстр и свою Фебку скорее всех обрюхатил.
А Игн все растирает вишенку Уманы, скрытую нежными лепестками. Ждет, когда сама проткнуть ее молить станет. Смотрит он на реку, там Юлала голенькая, белая, худенькая, как деревце, купается. Тут закинул ее на плечо пожилой седобородый челубек, крепкий и кряжистый. То Атман, бывший командир ватаги, что Игна всему обучил и после себя верховодить поставил. По приходу в деревню себе Атман двух женщин выбрал, сестриц, и с ними одним хозяйством жил. А только где теперь те девицы, под кем стонут?
Одно Игн знал: Юлалы среди них не было. Ручищей челубек ее зад оглаживает, на берег несет. Уложил великан Юлалу в траву и в грудки ее ртом впился. Уразумил воевода своих братьев: нельзя девок еть с размаху да на сухую, надо сначала ублажить, а там они и сами ножки раскроют. Атман хоть и опытный воин, а о такой простой военной хитрости раньше не знал.
Игн на них глядит, а у самого елдак штаны распирает, того и гляди лопнут по шву. Знает он, что плесы закончатся новыми детьми и новыми свадьбами, он приказ своим ребятам дал недвусмысленный. Извергнутся они в щели своим девкам, и будущей весной народятся в деревне новые челубята.
У великанов, чтобы новую жизнь посеять, ритуал особый был. Мало было просто внутрь самочке спустить, надо было богов плодородия призвать в помощники. Оно и хорошо: ненароком пузо не надуть, хоть девице все нутро семенем залей. А все же и плохо, ибо на природу не положиться, и решение надо самому принимать. Сам Игн Уманке заделать детеныша не спешил, ждал, что она о том заговорит. А спросить, хочет ли, не решался. Ей-богу робел воевода грозный перед девчонкой, что самому смешно делалось. И, как водится, властно с ней обращался, дабы робости не показать.
…