— Может, не поедешь?
Упрямо мотаю головой. Поеду. Только переоденусь.
Меня предает ожидающее родов тело. Трясущиеся руки не могут застегнуть бандаж. Кто придумал этот инквизиторский наряд с огромным количеством крючочков?
— Только держи себя в руках, — Ковалев ловко застегивает крючки.
— Как он? — почему-то мне не стыдно стоять перед ним почти голой.
Поправляет лямки лифчика, укладывая внутрь налившуюся молоком грудь:
— Все равно узнаешь, чего уж тут… Плохо.
Отстраняю от себя его руки: дальше сама.
Как плохо? Как Стиви Мур, ушедший из Игры, но счастливо проживающий в Канаде? Или как тот же Рони Келлер? Вратарь не отвечает, но по его глазам я понимаю, что все гораздо хуже.
— Готова? Тогда пойдем.
Помогает застегнуть сапоги, одевает на меня шубу. Смотрю в его отстраненное лицо, на резко очерченные черные брови, и вдруг понимаю, что я их всех ненавижу. Всю эту «великолепную пятерку» вместе с их вратарем. Проклятые гормоны, килограммами выбрасывающиеся в кровь.
— Пойдем, — торопит он меня, — времени мало. Надо успеть.
До чего надо успеть, я не успеваю спросить. Мы выходим на улицу, Ковалев оглядывает двор.
— Артем! — кричит хорошо поставленным голосом. — Снимай коньки и марш сюда.
Посреди двора — каток. Муж добился того, что коммунальщики залили хоккейную площадку. Сын сидит на скамейке запасных. Поворачивает голову, видит нас.
— Дядя Коля!
После отца — форварда, вратарь — его следующий кумир. Подбегает к нам, с разбегу врезается в Ковалева.
— У меня новая клюшка, — тут же сообщает эту потрясающую новость. — Папа купил.
Норвежская вещь. Прошлая раскололась от удара о шайбу. А свою брать Артур запретил. Да и не по росту она пока десятилетнему подающему. Лишь когда отца не было дома, мальчишка гонял его клюшкой мячик по ковру в гостиной.
Переглядываемся с Ковалевым, читаю в его глазах приказ: держи себя в руках.
— Хорошая штуковина, — он рассматривает деревяшку, сын гордо улыбается. — Иди, переоденься. Мы уезжаем.
Провожая глазами мальчишескую спину, спрашиваю с сомнением:
— Может, не стоит его брать?
Вратарь прикладывает пальцы к вискам, морщится, как от головной боли:
— Какая разница? Все равно узнает.