Она опускает меня на спину, — прямо на пол, — опрокидывается на меня так, что голова её у мои ног, и берёт мой дрекол к себе в рот, для начала очень осторожно, останавливаясь, чтобы снова похвалить его:
— Какой же он большой! Это самое прекрасное, что мне когда-либо приходилось видеть.
И возобновляет гамаюширование, причём с невиданным мною ещё умением, приводя меня в самое что ни на есть острое и расточительное восхищение. Я же, глядя на её чудесный клитор, жёстко выступающий из ярко красных губ сочного влагалища, беру его весь в рот, сосу его и катаю вокруг него своим языком, — к явному наслаждению моей непристойной компаньонки. Её ягодицы то подскакивают, то падают, а губы влагалища едва только на моих глазах раскрываются, тут же близко прижимаются друг к дружке, свидетельствуя об удивительной природе её удовольствия. Я чувствую, как её рука перемещается к моему заду и туда вставляется её палец и начинает тереть меня там. Я позволяю ей видеть, как мне это понравилось, и тогда она на момент останавливается и просит:
— Сделайте то же самое и мне.
Я не теряю времени и следую за её примером. Так как сопредельные органы уже здорово смазаны нашим предыдущим потаканием, то вставив сначала два пальца ей в чрезвычайно сочное влагалище, я увлажняю их, а потом один из них просовываю ей в очаровательный забой, но обнаружив там свободное пространство, вставляю и второй. Ладонь другой моей руки накрывает её великолепную задницу и начинает ласкать её, с неутомляемой скоростью подпрыгивающую над моим лицом, поскольку мой палец трюхает её забой в унисоне с её движениями, а мой рот очень крепко присосался к её твёрдому возбуждённому клитору.
Всё её тело начинает сотрясаться от эротических движений, показывая, какую силу похоти вызывают наши полные восторга взаимные объятия. Меня также распираетжелание, и я одинаково энергичен в своих движениях, и протолкнул бы свой дрекол ей в глотку, если бы не её рука, удерживающая его за более низкую часть ствола. Наконец-то наступает кризис и с душеубийственным восторгом обессиливает нас, повергнув ниц. Но каждый из нас сохраняет дорогой объект наших взаимных ласк в пределах достижения своих губ, а наши пальцы остаются внутри восхитительных углублений, так поспособствовавших чрезмерным экстазам, которыми мы наслаждались. В этом приятном сладком наслаждении мы и пребываем некоторое время, пока мисс Френкленд не поднимается с меня, сказав:
— Мой дорогой мальчик, нам нужно теперь перебраться в кровать.
Мы так и делаем, совсем голые, какими и были, обнимаемся и покрываем друг друга поцелуями и ласками, нежно бормоча что-то о восторженных радостях, которые мы дали друг другу. Наши руки блуждают по каждой нашей прелести. Мисс Френкленд проявляет искусство такого нежного полёта своих пальцев над моим дреколом, что мгновенно наполняет его энергией. С таким уж очень изящным способом пальпации петуха мне ни до, ни после встречаться не приходилось. Она, кажется, едва касается его, но измеряет его длину от подножья до головки с деликатностью, какую я никогда не находил равной у какой-нибудь другой женщины. Эффект оказывается волшебным и неизменным, независимо от того сколько времен прошло после того, как я её перед этим ебал. Учитывая её горячий темперамент и чрезмерную похотливость, это искусство было крайне необходимо. Она была одной из тех чувственных натур, которая в силах была употребить сразу же несколько мужчин. В моём счастливом возрасте она находит нечто похожее на глину, из коей можно слепить всё, что только пожелаешь…
Она удивлена моей способностью и с радостью поздравляет себя с такой находкой. Ещё бы: мало того что прелестный, но ещё и сильный удовлетворитель её чувственной натуры! А как, должно быть, довольна она тем, что ей первой довелось отведать сладостей от моей невинности! Ну и разве не счастье это — найти такого ученика, которого за один только сладкий урок можно превратить в пушечного мастера. Чем больше я приобретаю опыта в отношениях с очаровательным полом, тем больше мне приходится ценить мудрость советов моей действительно первой и неизменно любимой наставницы, дорогой, прелестной, сексапильной миссис Бенсон. Ведь предсказала же она всё это: те, кто станут считать, что дают мне первый урок любви, будут вдвойне, втройне, в сто раз больше наслаждаться самообманом, чем сладостью самого полового общения.
И вот вам пожалуйста: моя пламенная мисс Френкленд, у которой уже был значительный опыт в любовноё жизни, кичится тем, что первая вводит невинного юношу в курс всех тайных страстей. Это явно много добавляет к её возбуждению. И на самом деле, в нашей последующей беседе, она признает это:
— Такое со мной было впервые, — ведь мне ещё не приходилось лишать девственности юношу, — поэтому меня охватило возбуждение наивысшей степени, такого я никогда ещё не испытывала.
Могу себе представить, какое наслаждение она испытывала одновременно давая и получая удовольствие от чудесного юноши, который с одной стороны жадно всему внимает, а с другой — склонен соответствовать каждой её похотливой прихоти, какую только может вызвать самая что ни на есть эротическая жажда.
Но я отвлекаюсь от темы. Теперь же её волшебные прикосновения приводят меня к тому, что я лопаюсь, и тогда она перебрасывает через меня ногу, и, поднявшись, говорит:
— На этот раз я сама себе помогу.
Подведя мой дрекол к своим распутным губам, так жаждущим его, она медленно опускается на одеревенелый кол и с наслаждением пронзает им себя, пока под её тяжестью не соединяются наши волосы, и ничего больше не может быть введено. Затем снова приподнимается, показав мне край ореха во рту своего влагалища, и потом также медленно снова поглощает его. Это изящное движение она продолжает к нашему восхитительному взаимному удовольствию в течение некоторого времени, после чего, просит, упав мне на живот:
— Просуньте-ка свою руку мне за задницу и погладьте там пальцами, как уже делали прежде.
Свои губы она приклеивает к моим, наши языки переплетаются и просовываются изо рта в рот; наше движение становится быстрым и разъяренным, пока мы снова не впитываем всю роскошь очередного великого кризиса. Вот он настоящий акт чувственного восторга! И мы лежим почти без чувств, если бы не эротическое исступление и не чувство удовлетворённого желания. Когда мы возвращаем себе свои чувства, она ложится рядом со мной, очень крепко обнимает меня, и принимается играть и лепетать, пока ей не приходит в голову мысль, не слишком ли долго затянулась у нас пауза. Она протягивает свою руку вниз к моему дреколу и очень быстро своим восхитительным и деликатным обращением с ним, придаёт ему новую энергию. Перекинув правую ногу через меня, оставаясь при этом лежать на спине, она с усилием приподнимает своё туловище так, что наполовину повёртывается ко мне, лежащему на боку животом к ней, и предлагает:
— Постарайтесь охватить моё другое бедро своими обоими.
После чего, скосив глаз на вход, подаёт назад, чтобы встретить мой выпад и немедленно вложить его к себе в ножны по рукоятку.
— Благодаря этому, мой дорогой мальчик, мы теперь можем вволю продлить своё удовольствие. Вы можете заставить меня чаще метать икру, чем вы это делаете сами, удовлетворяя тем самым мою чрезмерно похотливую природу, и не исчерпывая полностью свои юные силы.
Спустя немного, покрутив своими крутыми боками у меня перед глазами, она крепко прижимает свой зад к моему животу и говорит:
— Просуньте-ка свою левую рукой мне под талию, чтобы можно было достать до моих малышек — мы совсем забыли о них. И пальчиками покрутите их.
И продолжает комментировать:
— О, это также возбуждает, как и игра с клитором!
После чего поворачивает голову, и наши языки сплетаются.