— Пусть теперь Мэри останется, чтобы подобным же образом отведать сладости сдвоенной ебли.
— Мне несколько боязно пускаться в такое испытание, — пробует возражать та.
Но мы, ссылаясь на экстазы наслаждения, в которые это кидало Лиззи, убеждаем её попробовать.
— Ну что ж, пожалуй что и попробую. Причём весьма охотно… Но только если это может быть выполнено с несколько менее увесистым членом Мак-Каллума. Хорошо?
— Хорошо! — соглашается тот и принимается за те же самые предварительные маневры: ставит Мэри на колени поближе к моему рту, а сам принимается высасывать мой дрекол, и, зафиксировав свой взгляд на её хорошо развитых ягодицах, восклицает:
— Какое пиршество для моих глаз! Вот уж поистине меня ждёт большое наслаждение! Чарльз, прошу вас, оставьте её забой моему пальцу, чтобы я потрахал заднепроходное отверстие вашей сестры, в то время как я сам сосу ваш дрекол. Такая комбинация представляется мне достойной самого пикантного восхищения.
Мэри оказывается здорово возбуждённой и довольно обильно истекает мне в рот, в то время как я быстро следую за нею в рот мистера Mак-Каллума, который отнюдь не позволяет моим каплям пропасть впустую.
После того как мы достаточно отдохнули, его похотливые прикосновения и ласки, и похвалы нашим частям вскоре снова достаточно возбуждают нас.
— О, — замечает он, — я вижу, вы способны снова к активным действиям! Что же, пусть Чарльз, как это уже было с Лиззи, укладывается на спину, Мэри же, широко расставив ноги, присядет над ним, а я своей рукой введу его дрекол к ней во влог… Вот так! Ого, он, этот влог, оказывается довольно протяжённым!
Когда я должным образом оказываюсь охваченным в её горячем и пульсирующем влоге, она принимается за свои возбуждающие надавливания, словно французские щипчики для сахара. Таким талантом она владеет с необыкновенным совершенством. И тогда я, наклонив её к себе, сжимаю в объятиях и приклеиваю свои губы к её. В общем получаются язык объятий и любовный поцелуй.
— Какая красота! — восхищается между тем её задницей наш достойный распорядитель церемоний. — Как я рад видеть эти проносящиеся у меня перед глазами красоты более полными, чем те, чито у младшей сестры,. Можно я и им отдам дань уважения, сначала нежно поцеловав их?.. Вот так!. Затем протолкну свой язык в розовое отверстие и как следует пощекочу его… Вот так! А теперь смочу свой дрекол и приложу его к нежной впадине… Она подобна розовому бутончику.
— Не думаю, что вы можете преуспеть, — критически замечает Мэри.
— Да, пока без успеха, — соглашается Мак-Каллум. — Но это только на первых порах… – Вытащите, Чарльз, свой на минутку.
Я делаю это. А он продолжает извещать меня о своих действиях:
— Вонзим-ка по паре пальцев по самую рукоятку: вы ей во влог, я в сраку, — и совершим несколько толчков. Вот так… Это чтобы возбудить её и избавить от мысли поберечься. Ибо первая трудность состоит прежде всего в ненамеренном сопротивлении: Мэри стискивала внутренность своей срачки, вместо того чтобы расширить её. Теперь, мне кажется, она достаточно возбуждена и думает, что я собираюсь и дальше только это и делать, что трахать её. Ан, нет!
Он внезапно забирает свои два пальца, которые держал у неё в заднице, толчком заменяет их дреколом, и прежде чем Мэри что-либо поняла, вкладывает его ей в ножны, причём больше чем наполовину. Она слабо вскрикивает, но мы, крепко обхватив её — он за бёдра, а я (поскольку видел всё, что он делал) за талию, — препятствуем тому, чтобы она вздрогнула и выбросила его, что было её первым позывом.
— Я больше не буду двигаться, пока не улетучится всякое неприятное ощущение, — успокаивает он её.
В течение двух или трех минут, пока он застыл, я занимаюсь притиркой конца своего дрекола к хорошо развитому клитору Мэри, и когда по её возбужденным движениям я нахожу, что её страсти пробуждаются, то без особой трудности просовываю его ей в сжатое влагалище . Mистер Мак-Каллум, обнаружив это моё проникновение, попробовал и сам со своего пункта нападения достигнуть крайнего предела. Мэри снова судорожно открывает рот и сдавленным голосом заявляет:
— Я сейчас задохнусь от этого!
— Ещё немного терпения! — уговаривает её Мак-Каллум.
Постепенно, очень нежными движениями мы доводим её до предельного состояния возбуждения, и она, так же как мы оба, приходит в счастливый восторг, взрывается и впадает в исступление. Почти четверти часа потом она лежит между нами, учащённо дыша и вся трепещущая.
Я уже нахожу себя в состоянии возобновить свои усилий, но мистер Mак-Каллум поднимается и, вынув свой сильно пахнущий дрекол из тесного углубления, в котором он пребывал с такими иступлёнными восторгами, говорит нам:
— Что ж, мы должны быть явно довольными работой, проделанной сегодня. Но у меня в голове есть план на следующий день.
Его он излагает нам уже по дороге в деревню:
— Вы могли бы завтра, вместо того чтобы идти снова в скалы, придти ко мне в коттедж? Там бы мы могли раздеться до гола и затеять превосходную непристойную оргию. Разве не восхитительно?