Мы сердечно одобряем этот план и после забавной беседы расходимся, чтобы встретиться на следующий день на песках, но в противоположном от скал направлении, чтобы потом приблизиться к его коттеджу с наименее заметной стороны.
После обеда на следующий день в наш обычный час мы начинаем нашу якобы обычную прогулку, но, выйдя из деревни, и учитывая, что большинство её жителей предпочло набиться в церкви на послеполуденной службе, сворачиваем свои шаги и оказываемся перед дверью мистера Mак-Каллума.
Он, видимо, видел, как мы приближаемся, потому что оказывается готовым впустить нас без стука. Мы немедленно перемещаемся наверх в спальню и, не теряя времени, раздеваемся там совершенно до гола. После некоторого предварительного восхищения этими двумя девочками, — вроде того, что «вашиформы конечно достойны стать лекалами красоты», — мы укладываемся в кровати. Я и Лиззи взаимно гамаюшируем друг друга, с обычным сопровождением в очаровательных отверстиях наших седалищ. Мистер Maк-Каллум и Мэри, поскольку его воображение было сильно поражено её роскошным седалищем, следуют нашему примеру, После того как у нас происходит счастливое и довольно восхитительное извержение, после которого следуют новые взаимные объятия и поцелуи, мы помещаем девочек во все мыслимые позы, пока не обнаруживаем себя еще раз готовыми продолжать кое-что более серьезное, чем гамаюширование. Мистер Mак-Каллум, действовавший по обыкновению как распорядитель церемоний, приказывает:
— Мэри пусть ляжет на спину, а Лиззи опрокинется на неё так, чтобы смочь гамаюшировать её влог и щекотать отверстие в её заднице, в то время как Мэри должна будет одной рукой трахать клитор Лиззи, а другой играть с моими стручками. Сам же Чарли введёт свой дрекол в восхитительный забой Лиззи.
И когда все они так расположились, он два пальца втирает в моё заднепроходное отверстие и говорит:
-Теперь я собираюсь посвятить вас, Чарли, в наслаждение, которое получается, когда вы одновременно и дающий и получающий.
Так, говоря, он увлажняет слюной свой инструмент и моё заднепроходное отверстие, после чего продолжает очень осторожно вводить его туда. Я уже описывал его петух как не очень-то толстый, следовательно первая часть его вставлялась довольно легко, но чем дальше его стояк продолжал свой путь внутрь меня, разворачивая меня в ширь, тем необычней и отвратительней чувствовал я себя, будто меня пинали в зад; так что вынужден был попросить:
— Остановитесь немного!
Он оказывается слишком опытен в искусстве, чтобы тут же не отреагировать на мои чувства:
— Хорошо, хорошо! Через минуту или две всё пройдёт!
И оставляет меня в покое на это время. И так делает паузу за паузой, пока я не говорю ему:
— Можете теперь попытаться продолжить.
Он немного отодвигается и, хорошенько поплевав на черенок, осторожно и медленно, но твёрдо вводит его по рукоятку, словом так далеко, как его живот и мои ягодицы позволяют.
При следующей небольшой паузе, я вдруг ощущаю пульсирование своего дрекола, который, как бы реагируя на давление, осуществляемое в моём заднепроходном отверстии, накаливается до рабочего состояния и начинает медленные толчкообразные движения внутрь, что, вместе с горячими и чувственными давлениями и движениями моей собственной маленькой партнёрши, взволнованной и пальцем Мэри и моим дреколом, начинает воспламенять мои страсти, и скоро наши движения становятся довольно пылкими.
Я даже не мог когда-либо вообразить ничего сравнимого с чрезвычайно восхитительным экстазом, который произвело на мои эротические нервы это двойное действие. Задыхаясь, я мучительно трепетал от интенсивного наслаждения, и в момент, когда приблизился великий и восторженный финал , заревел точно осёл, что, когда мы несколько остыли, здорово развлекло всех нас. Действие удовольствия внезапно усиливается, и мы проваливаемся в безвременье, превращаясь в некуюнеподвижную кучу находящихся друг под другом тел.
— И как только бедная Мэри вынесла такую тяжесть, — удивляется кто-то из нас.
— Эта сцена так возбудила меня! – объясняет та. — Ведь ничего подобного со мною до сих пор не происходило. Так что я ничего не почувствовала.
В конце концов мы поднимаемся, и после необходимой очистки решаем отведать вино и пирог, которые заранее предусмотрительно приготовил мистер Мак-Каллум.
— После этого, — говорит он, — я бы рекомендовал вам в течение некоторого времени воздержаться от ебли. Давайте лучше устроим какую-нибудь домашнюю игру.
И мы с наслаждением принялись возиться, ограничиваясь шлепками по задницам друг друга и на удивление диким и шумным смехом — пока наши два петуха твёрдо не вскакивают и не показывают, что мы опять готовы вступить в новые сражения. На сей раз Лиззи ложится, а Мэри гамаюширует её. Мистер Mак-Каллум входит в её заднепроходное отверстие, а я пытаюсь сделать то же самое с ним, однако довольно безуспешно.
— Да, — констатирую я, — мой висяк наверно слишком толст для вашего забоя.
— А у меня он очень маленький для мужчины, — соглашается он.
Затем мы затеваем другую шумную игру, и, переместив Мэри вниз, Лиззи над нею, но на сей раз я ебу её во влог, причём по её просьбе:
— Нельзя же целиком этим пренебрегать! — сказала она.
Mак-Каллум, как и в предыдущий раз, берёт меня сзади, а так как условия оказываются более благоприятными, то и получается большее удовольствие. Однако, поскольку наши предыдущие упражнения утолили самый острый аппетит, это позволяет протянуть наше удовольствие намного дольше, пока, наконец, мы не замираем во всей агонии, проистекающей от столь великолепной комбинации частей.