Но Аннушка спокойно лежала, раскинув руки, быстро восстановив дыхание, и лишь румянец говорил о её состоянии.
«С чего начать? Чулки! Она сняла чулки — значит надо гладить и целовать ноги! Погладить женские ноги я, пожалуй, смогу, но вот целовать?»
— Не бойся, всё будет хорошо, Андрюшенька, — сказала она, и я понял — всё действительно будет только так, как она, как мы захотим.
Я сел сбоку и стал старательно повторять руками движения знахарки. Я менял направления движения ладоней, силу нажима, поглаживал и сдавливал нежную кожу. Довольно скоро я обнаружил самое бархатное место — на внутренней стороне бёдер, и старался закончить свои пассы руками именно там, одновременно неспешно поднимаясь вверх, к полоске трусов. Игра нравилась мне всё больше и больше. Настолько, что я решился на второе действие, наклонился, и коснулся языком её колена. Неумело блуждая по коленям и бёдрам ведьмы, я учился ласкать её языком, тёр, надавливал, пытался целовать, думая, что вскоре возможно придётся целовать Аннушку в губы, а такого опыта у меня нет совсем.
Однако вскоре мои мысли вновь сбились. Лаская языком внутреннюю поверхность бёдер ведьмы, я приблизился к её лобку, и упёрся в него носом. Терпкий, волнующий запах ударил мне даже не в нос, а, скорее, в голову. Было в этом запахе что-то влекущее, пьянящее и заставляющее терять голову. Первобытный инстинкт, до сей поры прерываемый во мне стыдом, воспитанием, отсутствием сексуальной культуры, победил окончательно. Я начал звереть, издал какой-то утробный звук, теряя контроль над собой. Но в этот миг, ладонь знахарки успокаивающе погладила меня по макушке.
— Не горячись, милый.
Застилающее глаза желание стало спадать, задышалось ровнее. Я как-то сразу успокоился и поискал глазами источник запаха. Оказалось, что он шёл, горяча мне кровь, сквозь трусики Аннушки. Я вновь и вновь стал ласкать и целовать ноги ведьмы языком, раз за разом поднимаясь и утыкаясь носом в лобок. Мне казалось, что тем самым я извлекаю желанный запах, наполняющий комнату. Так что теперь я утыкался носом в лобок намеренно, с нажимом, и заметил, как после очередного такого удара тело ведьмы подалось мне навстречу. Я сосредоточился на нежной коже вокруг материи кружевных трусиков, ласкал её языком, целовал, натыкаясь носом, а теперь ещё и подбородком, на лобок. Бёдра Аннушки стали ритмично подниматься навстречу моим действиям, я понял, что поступаю верно, и стал ласкать лобок через трусы.
Ноги ведьмы, до этого сведённые вместе, постепенно расходились в стороны, и мне стала видна небольшое пятно влаги, проступившее сквозь ткань посреди промежности. Причины появления этого пятна мне, неискушённому школьнику, были тогда не ясны, но почему-то показались естественны. Я же выделял жидкость, когда мне было очень хорошо! Пятно росло, нежный, и одновременно пряный запах усилился. Я вновь стал заводиться, чувствуя пульсирование крови в члене.
— Подожди, — словно опять пытаясь меня придержать, сказала Анна. — Поцелуй грудь, — она приподнялась, завела руки за спину, щёлкнула застёжкой, и сняла лифчик.
Грудь, освобождённая от заточенья, слегка колыхнулась. Переключив внимание, я жадно разглядывал новое зрелище. Ведьма легла, откинувшись, её груди расплющились под собственной массой, сделались большими, круглыми, увенчанными малиновыми кругами с горошинками сосков.
Пристроившись сбоку, я начал осторожно мять и ласкать грудь ведьмы, быстро перейдя к поцелуям и перемежая их поглаживаниями. Особенно, как я заметил, Аннушке нравилось, когда я ласкал низ груди, слегка подтягивая его кверху ладонью. Я растирал это место, заканчивая каждую серию поцелуем в сосок, его нежным покусыванием и втягиванием ртом в себя.
— Ты очень быстро учишься, — сказала знахарка. — Просто всё на лету схватываешь.
Это поощрение добавило мне уверенности в правильности действий, хотя примерный алгоритм Аннушка задала сама, когда целовала и ласкала меня. Я лишь пытался повторить сделанное ею, и, реагируя на её реакции, старался подольше задерживаться на том, что, по моему мнению, ей нравилось.
Было видно, как знахарка реагирует, как сдерживает себя где-то, а где-то отпускает, отзываясь на мои ласки. Так мои манипуляции с грудями ей были явно приятны, но дыхание её выровнялось. Мне же хотелось вызвать более энергичные отзывы ведьминого тела, я стал ласкать и целовать живот, спускаясь всё ниже, и перебираясь на ткань, покрывающую лобок. В какой-то момент стало ясно, что её прекрасные трусики — помеха. До этого всю одежду она снимала сама, мне, юному и неопытному, это было на руку. Аннушка вела меня, определяя ритм и периоды игры. Но мне вдруг захотелось проявить себя и решиться хоть на какой-то мужской поступок.
Я глубоко вздохнул, решительно просунул пальцы под резинку и потянул трусы вниз. Ведьма прогнулась вверх и приподняла таз, помогая мне. Ждала ли она этого? Во всяком случае, была уже не против. Но особо думать было некогда — передо мной, впервые в жизни лежала раздетая мною женщина. Полностью раздетая! Мною! Для меня! К обуревавшим меня чувствам добавилась гордость оттого, что я сделал наконец-то то, о чём мечтал — был с женщиной!
Лобок Аннушки был выбрит за исключением тонкой, не шире сантиметра полоски, как бы продолжающей её половую щель. Чёрная волосатая полоска, единственная на теле, придавала пикантность и, как мне показалось, указывала внутрь тела, в промежность. Туда я наклонил свою голову, поскольку ведьма призывно раздвинула ноги шире, приглашая меня. Я впервые видел женское сокровище так близко. Щель окружали две припухлые, как у щёчки у капризного ребёнка, складки. Под ними были видны ещё две складки, розовые, нежные, напоминающие губы, которые, однако, расходились книзу. Вверху, там, где розовые губки соединялись возле полоски волос, крупной горошиной торчал бугорок с заострённой вершинкой. Бугорок этот выглядел призывно и дерзко. Свечи давали неяркое освещение, поэтому за малыми губами лишь угадывалась темнота, уходящая внутрь. Края губ были влажные и слегка искрили отблесками пламени свечи.
Наклонившийся к влагалищу Аннушки, я, вероятно, был похож на слепого котёнка, впервые тычущегося в миску с молоком. Но природа подсказываладействия. Я поласкал языком кожу пухлых губок, провёл по их краям, вдыхая аромат женщины. Затем начал неспешно целовать всё подряд, проваливаясь во влажную горячую щель. Продолжалось это недолго, поскольку наклоняться вот так, сбоку назад, было не совсем удобно, а догадаться поменять позу опыта, конечно, не было. Опять выручила знахарка.
— Подожди, давай вместе, — сказала она. Ведьма поднялась, достала подушку, высоко упёрла её в спинку кровати и подтолкнула меня, заставляя прилечь на это сооружение.
Я лёг на подушку.
— Выше. Ещё чуть выше. Вот так будет хорошо.
Сама Анна встала на колени спиной ко мне, перекинула ногу и опустилась к моему члену. Ракурс, раскрывшийся мне, был великолепен. Округлый зад, являющийся вершиной двух, как бы самостоятельных бёдер, тёмный кружок анального сфинктера, влажная щель, уходящая вниз, и вагина, открывшая мне теперь свою глубину.
Однако ведьма продолжала прилаживаться ко мне. Чуть поводя задом из стороны в сторону, Аннушка стала приближать промежность к моему лицу. Я вновь, уже в который раз, растерялся, не представляя, как вести себя в таком положении. Пока я раздумывал, мой нос погрузился в розовую впадину, окантованную припухлыми губками. Мне стало трудно дышать, я вытащил нос из вагины вверх, но знахарка призывно покачивала тазом из стороны в сторону. Она чего-то ждала. Но чего? Ведьма вдруг лизнула мои яички, словно давая подсказку.
«Язык!» — понял я, и широко, снизу-вверх, а также глубоко, насколько позволяла длина языка, лизнул влагалище Анны.
Лёгкий стон подтвердил правоту моих действий. Я ликовал. Я — глупый, неопытный мальчишка, избегающий девчонок-одноклассниц, заставил страстно стонать роскошную женщину. Ободрённый, я тал экспериментировать: водил языком в вагине справа налево, вверх-вниз, по кругу, то, погружаясь, то, снова доставая своё оружие. Я лизал кожу влагалища, посасывал и пощипывал губами отдельные его участки, вводил язык на полную глубину и вращал его там. Однако долго держать язык напряжённым оказалось достаточно сложно. Поэтому, отдыхая, я тёр влагалище подбородком, ненадолго погружал в него нос и водил по широкой вертикальной амплитуде. Аннушка застонала чаще и громче, напряглась, и стала ловить мой нос самой нижней точкой вагины, противоположной сфинктеру — местом, где нащупалось самое твёрдое место влагалища, которое росло, набухало и, по мере моих ласк, из горошины превратилось в фасолину. Я интуитивно почувствовал свой следующий ход. Достал нос из вагины, опустился чуть ниже на подушке и поймал губами этот розовый плотный комочек. Аннушка охнула, задрожала всем телом, сжимая бёдра. Я понял, что нашёл клад. Почему-то вспомнился детский фильм «Приключения Электроника» с репликами Басова, который твердил что-то типа: «Урри, найди, где у него кнопка!» Я нашёл, где у ведьмы кнопка! Был чрезвычайно горд и собирался использовать находку на всю катушку. Я продолжил нажимать на «кнопку», посасывал её, теребил губами. Анна громко заохала, задёргалась спазмами, повалилась на бок, затем на спину, раскинув ноги и руки, закрыв глаза. Теперь это была МОЯ женщина. Я догадался, что она пережила нечто, подобное моему выплеску спермы. Я ринулся продолжать дело, не подумав, что она, может быть, устала, подобно мне. Я навис над ней, перекинул ногу — мы словно поменялись местами в позе. Теперь я уже ничего не искал, а прижал губами клитор, затеребил его языком, завозился лицом по промежности.
— Да. Ещё. Но не спеши, главное, не спеши.