— Встань, смертный! — вдруг повелительным тоном приказала Афродита, прищурив изумрудные глаза, — Мне известна твоя печаль и… она тронула меня. Что ж… — богиня любви и красоты на миг задумалась, — я могу помочь тебе… Ведь ты в глубине души желаешь оживить свою статую? Но не пожалеешь ли ты о том?
— Нет, мадам! Моя любовь так велика, что ничто не может сравниться с ней! — воскликнул Пигмалион.
— Я, конечно с лёгкостью могу осуществить твоё желание, для меня это — пустяковое дело. Но почему ты так уверен в своём счастье? Не отвечай, я и так знаю все твои мысли! Вы, люди хорошо усвоили историю о том, древнем Пигмалионе и его Галатее. Но, собственно, ведь вы сами же и придумали эту легенду, — Афродита почему-то горько усмехнулась. — Вы, смертные, вообще много чего насочиняли и о нас, богах Олимпа. Меня, например, сделали распутной женщиной. А в жизни всё бывает несколько… иначе… сложнее.
Богиня прошлась по мастерской, касаясь неоконченных скульптур пальцами с длинными ярко-красными ногтями. Остановившись у статуи Галатеи, неожиданно сказала:
— Та, древняя история о царе Крита и его возлюбленной была не столь «розовой», хотя и закончилась хорошо. Но сколько всего произошло между чудесным началом и прекрасным концом — об этом ваш миф умалчивает. Так ты согласен рискнуть? — Афродита повелительно взмахнула рукой. — Скоро ты будешь счастлив… или нет… Всё, помни это! — она погрозила ему длинным пальцем, — всё в твоих руках! Мы, боги, даём людям лишь шанс. Выбор за тобой, смертный. Смотри не упусти своё счастье. Сумей разбудить его!
Не успел Пигмалион ничего ответить, как богиня растаяла, точно и не стояла несколько минут перед оторопевшим художником.
Он сразу бросился к своей Галатее. Статуя, как и прежде прекрасная, стояла на постаменте, гордо вскинув головку. Бедный художник, сам точно окаменев, замер перед ней, пожирая любимую пылким взором. Он ожидал чуда. С надеждой глядя в прекрасные глаза, он с замиранием сердца надеялся, что вот сейчас длинные ресницы дрогнут, а веки откроются, выпуская на волю чарующий взгляд, который засияет восторженным блеском. Но время шло, а ничего не менялось. Статуя оставалась камнем. Теряя надежду, бедный художник упал, обняв постамент, и зарыдал от отчаяния.
— О, я несчастный! Забытый богами! — кричал он. — Неужели я прошу слишком много?! Ведь я всего лишь хочу любить, обладать предметом моей любви! Но и в этом мне отказано! Не будет мне счастья! А раз так… — он безумным взглядом окинул свою мастерскую, — я уничтожу свои творения и себя!
Пигмалион схватил молот и начал крошить свои шедевры. Сильные руки направо-налево обрушивались на статуи, превращая в крошку мрамор и гранит, разбивая в пыль глину. И вот осталось лишь одно творение мастера — Галатея. Тяжёлый молот взвился над молочно-розовыми прелестями и… Выронив его, Пигмалион с рыданиями упал к ногам возлюбленной. Обняв изящные ступни, покрыв их поцелуями, безропотно закрыв глаза, он впал в странное состояние оцепенения.
Герберт Густав Шмальц «Возрождённая Галатея».
Очнулся он от ужасающего грохота. Казалось буря, бушевавшая за окном, проникла в стены мастерской. Молнии сверкали с яростной силой. Художник сильнее прижался к мраморным ножкам, будто хотел заслонить их собой. Вдруг он почувствовал, как ножки дрогнули, словно волна жизни прошла по ним, а розово-молочный мрамор потеплел, стал мягким и шелковистым, как живая плоть юной девушки. Подняв голову, Пигмалион, не веря своим глазам, увидел, что статуя Галатеи зашевелилась, плечи уже ожившей красавицы расправились, руки потянулись кверху. Изящно откинув головку, Галатея тряхнула облаком каштановых волос, и они сразу укрыли её восхитительные грудки.
— Ах, — девушка глубоко вздохнула и огляделась.
— Любовь моя, Галатея! — воскликнул Пигмалион, беря её за руку.
— Где я?… Кто вы? — она удивлённо устремила на него глаза, подобные звёздам на южном небе.
И сразу, опомнившись, свела ножки, слегка присев, опустила руки между бёдер.
Её смущение вызвало у него улыбку, и он быстро накинул на неё покрывало.
— Я — Пигмалион, — отвечал с дрожью в голосе, теряя самообладание от захлестнувшей его радости. — Я люблю тебя!
— Пигмалион? — словно не поняла она. Опять огляделась и спросила: — Ты мастер? Но почему у тебя такая разруха? — она улыбнулась и осторожно пнула ножкой небольшой черепок.
— Это… была гроза, — нашёлся Пигмалион, — и молния ударила в мою мастерскую.
— Я живу у тебя? — вновь спросила Галатея.
— Да, — улыбнулся Пигмалион. — Мы… супруги и очень любим друг друга, — соврал он.
Что он мог придумать ещё? Он уже понял, что если честно расскажет красавице, что еще пять минут назад она была статуей, творением его рук, она не только не поверит ему, но и, наверняка, испугается.
— Не помню… — она поморщилась и потёрла виски. — Странно, — она пристально посмотрела ему в лицо и дотронулась до его щеки.
От прикосновения её мягкой и нежной ладошки, такой невероятно живой, не имеющей ничего общего с холодным мрамором, у Пигмалиона закружилась голова, и пересохло в горле.