— Знаешь, куда мы пойдем сейчас?
— Куда? — с кажущимся безразличием спросила она.
— По магазинам. Но сначала ты ответишь мне на пару вопросов.
— С чего бы это? — она вздернула нос.
— Просто так, — отрезал он. — За мои красивые глаза. — Он указал ей на ту самую скамейку, на которой он сидел совсем недавно. Они уселись, она — положив ногу на ногу, как благовоспитанная, открывая свои красиво вычерченные лодыжки в штопанных чулках, он — рядом, откинувшись на спинку стула.
Затем он закурил, глубоко затягиваясь.
— Ты как, не куришь?
Она покачала головой, и прибавила с угрозой:
— Но скоро начну!
— Серьезно?
— Все курят.
Точно, — согласился он. — И еще — побираются, блядствуют, нюхают клей, и гадят на тротуаре. Все сходится.
Она молчала, ковыряя ногтем присохшую грязь на полах куртки. Осталось неизвестным, дошла ли до нее ирония.
— Тебя что, заставили руку протягивать?
Она отрицательно покачала головой.
— Не понимаю, — буркнул он.
— Соседка посоветовала, — наконец выдавила она. — У нас с деньгами сейчас совсем плохо. Мать в больнице, отец на заработках в Сибири… или еще где: не знаю. Меня соседка кормила одно время, а потом говорит — пойди, попроси… тебе дадут.
Он помолчал. История была обычная в эти дни, и непонятно, зачем ему было вытягивать это из девчонки. Мог бы и сам догадаться.
— Сколько лет этой твоей соседке?
— Не знаю. Может быть, пятьдесят… или больше.
— Она что, тоже нищенка?
Она передернула плечами, услышав «тоже»:
— Какая она нищенка… пенсионерка. А я тебе не нищая… просто попросила один раз.
Он посмотрел на нее: она поджала губы, сморщила носик, словно речь идет о чем-то противном, но привычном. В нем поднялось возбуждение и желание действовать.
— Значит, так, — сказал он, — книги продавать умеешь?