— Нет, я не должен. Тебя подержать, или я могу выйти?
— Подержи лучше. Поскользнуться боюсь, а мне резких движений нельзя делать.
Прикрыв глаза, хоть и не до конца, я вытянутыми руками держал совершенно обнаженное тело дочери за бока. Я видел, как она намылила мочалку и тщательно натерлась спереди, но потом протянула мне мочалку назад:
— Потри мне спинку.
Я старался закончить это как можно быстрей. Не давала покоя мысль, что голая попка Маришки находится в каких-то 5—10 сантиметрах от вздыбленного бугра на моих шортах. Затем мне была вручена лейкой, которой я сначала смысл всю пену с тела, а потом помог дочери вымыть голову.
— Вот и все!, — облегченно сказал я, когда омовение закончилось.
Марина выпрямилась и повернулась ко мне вполоборота. На миг мелькнула ее влажная грудь, но дочка тут же прикрылась руками. Того, что ниже пояса, она уже не скрывала.
— Мы трусики и новую футболку не взяли.
— Щас сбегаю.
— Ты не знаешь какие. Отнеси меня так.
Я подчинился, надеясь получше рассмотреть сисечки дочери, но та упорно не опускала рук. Положив ее на кровать, я по-очереди доставал из комода ее белье, пока она не выбрала нужное. Марина надела футболку (опять на секунду мелькнула грудь) и уже без моей помощи легла на живот.
— Теперь пластырь.
Пытка подходила к концу. Я быстро провел замену и поспешно ретировался к себе. Онанизм не помог. Мозг настойчиво раз за разом показывал мне картины из увиденного и пережитого за день. Стояк продолжал изводить меня угрызениями совести: «Он стоит на родную дочь! Я хочу трахнуть родную дочь!!». Незаметно для себя я уснул и, как мне показалось, сразу проснулся от назойливого сигнала будильника. 2 часа ночи.
Я вошел в комнату Марины и включил ночник. Дочка спала и непроснулась даже тогда, когда я стянул с нее одеяло. Трусиков на ней не было, а футболка была задрана так, что соблазнительная попка полностью была на виду. Более того, одна нога была подогнута в колене, открывая доступ к самому сокровенному. Мариша не проснулась, когда я массировал с гелем ее анус. Она продолжала мирно спать даже когда я полностью ввел в ее заднюю дырочку палец. И тогда я осмелел. Я решился прикоснуться к тому, что влекло меня больше всего! Я осторожно провел пальцем вдоль ее щелки. Потом еще и еще раз. Затем легко раздвинул пухлые губки и коснулся горячих нежных внутренностей. Дочка что-то забормотала во сне и еще сильнее подогнула ногу. Потеряв контроль, я наслюнявил палец и миллиметр за миллиметром ввел его в узкую вагину Маринки. Возможно, что от перевозбуждения мне только показалось, что при этом с губ дочери сорвался почти беззвучный стон. Тем не менее, я тут же одернул руку, быстро покончил с пластырем и вышел.
Выздоровление шло быстро. Уже на четвертый день Марина сама могла довольно спокойно ходить и делать свои дела. Ранка практически затянулась, и можно было даже обходиться без пластыря. Тем не менее, никто даже не заикнулся, что и обрабатывать эту ранку Мариша может сама. По-прежнему, четыре раза в день я проделывал известную медицинскую процедуру. Правда с некоторыми отклонениями. Сначала я обрабатывал гелем половые губки дочери и плоть между ними. «Ты ведь оттуда писаешь, чтоб инфекции тоже не было», — так я объяснил свои действия в первый раз, и дочка с готовностью приняла этот довод. Затем обрабатывал область вокруг ануса, а после вставлял намазанный гелем палец в попку («Чтоб и внутри все чистенько было»). Я уже привык к вечному бугру между ног и перестал его стесняться. Стояк мучил меня не только до и во время процедур, но и между ними. Причиной тому было то, что Маринка ходила по дому в коротких футболках и без трусиков («Ты же все равно все видел. К тому же так быстрее заживать будет»).
Я так привык ко всему этому, что не представлял, что будет, когда рана заживет окончательно. Но Маринка, кажется, представляла. Утром в воскресенье я вошел к ней без стука с двумя тюбиками и вечной эрекцией для очередной процедуры. Моя дочь сидела на кровати с широко разведенными ногами и с закрытыми глазами не спеша орудуя в своей киске нежно-розовым дилдо. Завороженно я смотрел какое-то время, как он входит и выходит из юной плоти, пока, наконец, не дал о себе знать.
— Я вижу, ты совсем поправилась?
Против моего ожидания, Марина не стушевалась и не прикрылась. Она просто вынула из себя игрушку и положила рядом.
— А ты думал, я не человек? Что это мне не нужно?
— Нет, но
— Пап, знаешь о чем я сейчас думала?
Я мотнул головой, упершись взглядом в раскрытую раковину дочери.
— Что это твой член входит в меня.
— Я пожалуй пойду.
— Стой, пап! Почему?