Впервые в жизни я СОВЕТОВАЛСЯ с ней. Гоар, хоть и была леди Трэнтон — жила в доме на тех же правах, что и другие девочки: дежурила на кухне, училась, убирала и резвилась, как все. При всем при этом она была, однако же, моей женой…
Гоар почти не удивилась моей идее. Подумав, она согласилась участвовать в ней, — признавшись, правда, что ей будет очень стыдно. Почему же, спросил я, — ведь ты сама рассказывала о ваших играх? О том, что было на корабле?..
Я задумал посвятить Зар в тонкости плотской любви. В качестве наблюдателя, конечно, — а мы с Гоар будем инструкторами. Англичане в этих вопросах невежественны до безобразия, — и я не мог смириться с тем, что мои армянские газели лишатся радостей, для которых созданы их нежные тела.
Со слов Гоар, нашептанных мне ночами, в минуты высшей интимности, я знал, что совместные игры девочек заходили далеко за грань детских шалостей. В тот памятный день на корабле, когда я уснул, оставив девочек в любовной истерике, они продолжили оргию без меня — вначале рукоблудием, а затем и поцелуями, и ласками, и не только… Нежность, клокотавшая в них, требовала выхода — и они выплеснули ее друг на друга. Под покровом ночи Гоар признавалась мне, что показывала девочкам, как я ласкаю ее…
Да и я помнил, какой сюрприз приготовили мне однажды девочки.
Это было на мой день рожденья. Шушукаясь и хихикая, они торжественно ввезли на тележке огромный торт из взбитых сливок, изображавший лежащую девушку в белом платье. Тело, волосы и одежда девушки были сделаны из крема, губы — из долек манго, глаза — из цукатов…
Поразившись этому шедевру, я так и не заметил бы подвоха, если бы торт вдруг не фыркнул, взметнув вокруг себя фонтан крема… Тут уж девочки не выдержали: грянула смеховая буря, и громче всех заливался торт, — а я стоял, открыв рот. Мой обалдевший вид вдвойне смешил девочек, и вскоре они висли и лежали друг на друге, не в силах стоять на ногах.
Только подойдя к торту вплотную, я понял, что это Гоар, совершенно голая и густо обмазанная кремом с ног до головы. Она выла от смеха, пытаясь разлепить ресницы, залитые взбитыми сливками. Тронув ее «платье», я окунулся по запястье в крем… Позже Гоар рассказывала мне, как девочки вымазывали ее голое тело и обсуждали, как я буду слизывать с него взбитые сливки.
Да, это был замечательный подарок: обнаженная жена, покрытая густым слоем приторного крема… Но девчонки-то! — проказницы, черт подери! И не рассердишься ведь на них… Насмеявшись, я прогнал девочек — и сделал то, что они задумали: с особым наслаждением облизывал, мял и сношал Гоар, липкую и сладкую, — а еще позже с трудом вымывал все это у нее из волос.
…Это было так: Зар сидела, не раздеваясь, и смотрела, как любимся мы с Гоар, голые, обожженные ее взглядом… И я, и Гоар учили ее, как получать удовольствие, тут же показывая все друг на друге.
Я показывал, как возбудить девушку перед дефлорацией, как входить в нее, как ласкать ей грудь, целовать и массировать ей лоно; показал, как изливаться на животик, чтобы не было беременности, как обращаться с анусом… Гоар показывала, как ласкать мужской ствол и яйца, как оседлать мужчину, как подмахивать ему…
Под конец она стала учить Зар искусству долгого поцелуя.
Вначале я думал взяться за это сам… но Гоар была права: так было лучше. Голая, пунцовая Гоар обвила руками Зар, умоляюще взглянула на меня — и прильнула к ее губам.
Круглые, обалдевшие глазки Зар быстро затуманились, фигурка изогнулась… Бедняжка Гоар быстро кончила от этой процедуры, обильно выпачкав своим семенем передник Зар. Задыхаясь, хватаясь друг за друга, они разлепили губы, глядя перед собой мутными глазами…
Точно так мы поступали и с другими девочками: перед свадьбой подробно инструктировали их, как вести себя в постели. Это было стыдно, сладко и грустно: каждый такой сеанс был прощанием с моими маленькими прелестницами…
— Наверно, Зар сейчас нужно остаться одной, — сказал я тогда, в первый раз. Подошел к Зар, поцеловал ее в лоб — и она убежала к себе… Гоар была тогда сильно пристыжена, и я, обняв ее, заговорил с ней о том, как Зар сейчас ласкает себя:
— Наверно, вначале она легонько трогает лоно пальчиком, — дразнит себя, окунаясь в липкий сок… и представляет, наверно, как я сношаю тебя, целую мокренько, с жаром, выкручиваю тебе соски… как я заливаю тебя спермой… а пальчик ее дрожит, вибрирует, зажигая горячие токи в теле, — и Зар изнемогает, истекая сладостью… наша нежная Зар с мягкими губками…
Гоар давно проделывала все это с собой, подвывая мне в шею — и, наконец, изошла в радужном потоке.
Мы давно уже не стеснялись мастурбировать друг перед другом: иногда — редко, но иногда — наше рукоблудие было слаще секса.
***
— Что ж, джентльмены, — вдруг встал старый граф, — я рассказал вам все, как есть — и, боюсь, немного поднадоел. Надеюсь, вы простите мне этот старческий грех, неизбежный, как лысина. Завтра я познакомлю вас с подлинными хозяйками этого дома… Берта проводит вас в ваши спальни. Желаю вам спокойной ночи и приятных сновидений, джентльмены!
Льюис Трэнтон вывел нас. Ошеломленные его рассказом, мы пошли за Бертой, избегая смотреть друг на друга.
Наутро мы все еще были под впечатлением от рассказа и эротических кошмаров, душивших нас всю ночь. К завтраку мы вышли обалдевшие, как после попойки — и услышали мелодичный смешок…
— Черт подери, — пробормотал Гарри, толкая меня.
Я оглянулся — и застыл. Позади меня стояли две девушки-близнеца: смуглые, черноглазые, черноволосые, легкие, смешливые… И умопомрачительно прелестные. Черт подери…
— А вот и юные графини Трэнтон вернулись в родовое поместье. Они ночевали у подружки на именинах. Знакомьтесь… — старый граф подходил к нам, улыбаясь в усы.
Юные графини сверкали своими невозможными глазами, обдавая нас снопами смешинок.
Впервые за много лет я почувствовал, как у меня пересохло в горле…
Пишите отзывы:
4elovecus@mail.ru