Вскоре все тройка насильников дефилировала голышом по улице, а Джузи истерически смеялась, глядя на них в окно.
— Что ты натворил, Пятачок! — хрипела она сквозь смех. — Теперь нам надо срываться с места. Срочно, пока время наше. Собирай манатки — съезжаем.
— А… — Сэм похолодел.
— Ты что! Конечно, вместе. Даже и не думай. Давай, малыш, в темпе! Сматываем удочки.
Ночь им пришлось перекантоваться в зале ожидания Grand-Central, а наутро они быстро нашли комнату в Куинсе* — правда, не за сорок шесть, а за семьдесят баксов, но выхода не было.
_______________________
*Grand-Central — ж/д вокзал, Куинс — район Нью-Йорка, отдаленный от Гарлема. — прим. авт.
***
С утра они разбежались на работу, а вечером Сэм, едва не уехавший по привычке в Гарлем, прибыл в «новую дыру», как ее назвала Джузи, вошел в комнату — и его обвили горячие руки…
— Только не надо комментариев, ладно? — попросила Джузи, втираясь в него голыми сиськами. — Если честно, мне уже сто лет как жутко хочется сделать это. И я сделаю это. Мы сделаем это. Потому что я тебе благодарна… я тебе так благодарна, как… как… — бормотала она, раздевая его.
Вскоре член Сэма, вставший, как по команде, был у нее во рту, и Сэм впервые корчился от невиданного блаженства, пустившего корни ему в пах, в самую его сердцевину…
— Нет, нет, мой славный, это только начало. Это упаковка торта, и еще даже не обертка, а ленточка. Вот сейчас будет обертка… вот она какая… нравится? — пела ему Джузи, накрашенная, зверски красивая, вжимаясь в Сэма и выцеловывая ему рот горячими губами, мягкими и нежными, как пончики с малиной.
Ее язычок щекотал озорным кончиком дрожащий Сэмов язычище, сведенный судорогой ласки, руки обвивали его тело и трогали в тысяче мест сразу, горячий живот и сиськи терлись об него, приминая член к телу… Сэм не помнил, как он очутился на кровати, как Джузи оказалась под ним, и сам момент Входа Внутрь, о котором он столько мечтал, не отложился в его памяти. Он опомнился только, когда в его яйцах натянулась привычная резина сладкой боли, но так зверски, как еще никогда. Он уже вовсю жарил Джузи, истомно целующую его прямо в горло, выгнутую перед ним голым, раскоряченным розовым изобилием — его изобилием, в котором он купался, обжирался им в усмерть — наконец-то, наконец-то… Его жадность была так огромна, что он не успел насладиться ни сиськами Джузи, ни ее задницей, ни пиздой, которую мечтал обмусолить, как фантик; его пах сжался в судорожный ком — и лопнул, впервые изливаясь не в воздух, а в живую плоть. Впервые его хуй обтекала податливая, нежная влага Джузи, слепленная с ним в единый живой слепок, впервые во время кончи его обнимали живые руки и мучили живые губы — и Сэм провалился по уши в теплую Джузи, влипнул в нее языком, яйцами и всем телом… Он лился в нее целую вечность, заливал ее литрами семени, – а она вжимала его попу в себя, чтобы ему было глубже и приятней, и потом щекотала язычком его верхнюю губу и дышала ему в ухо, и потрясенный Сэм хрипел на ее груди…
— Ну вот. И двух минут не продержался. А говорил, я тебя не возбуждаю, — хихикала она, сжимая ему влагалищем сдутый отросток (Сэм и не подозревал, что они так умеют.)
— Эгхееээыы… — отзывался он, сам не понимая, что хочет сказать.
— Ыгыыыы! — дразнилась она. — Гам, и сразу весь торт заглотил. Как пилюлю.
— Я… ты… заберемен… — встрепенулся вдруг Сэм.
— Вспомнил! Я со спиралькой, не парься… Ну, Сэмми, поросенок мой, хороший, с первеньким тебя! Ужасно рада, просто жуть как!.. Мой масенький, мой мальчишечка, — вдруг заласкалась она к нему, по-матерински прижимая его к себе, и Сэм чуть не разревелся.
Блаженство промчалось сквозь него кометой, оглушило его, и сейчас он таял в его остатках, как сахарный заяц.
— …Ладно. Это только закусочка. Впереди у нас еще целый пикник, если ты не понял, — подмигнула она, ловко выбравшись из-под него. — Ну-ка, Сэмми, труженик мой, ну-ка на спинку… Я все сделаю как надо, не бойся. Расслабься и кайфуй по-полной, сегодня твой вечер, — говорила она, пристраиваясь к его хую. Сэм похолодел от предчувствия того, что сейчас будет. — Хотя нет. Пожалуй, так тебе будет интересней, — она снова подмигнула и залезла верхом ему на грудь, растопырив пизду прямо у него под носом.
Пизда была розовой, блестела от любви, как намыленная, и из нее вытекала его, Сэмова сперма. — Ну-с, приступим!
Сэм заурчал: за его хуй и яйца взялись нежные пальцы, окутали их паутинкой мурашек — и головка вдруг обволоклась влагой, невыносимо сладкой зудящей влагой, уже знакомой Сэму…
Джузи лизала, обсасывала, глотала его хуй, щекоча пальцем окрестности ануса, а Сэм выл и захлебывался, глядя на ее пизду, распахнутую прямо перед ним. Руки его сами потянулись к выпяченным бедрам, сами притянули их к лицу…
— Фмелей, Фэмми, фмелей! Она фдет тефя, — раздалось из-за бедер, и Сэм, замирая от волнения, ткнулся губами в соленое, липкое и лизнул скользкие лепесточки. Из-за бедер донесся поощрительный стон — и Сэм притянул их к себе, обняв крест-накрест, как Марту во время поцелуя, и позабыл обо всем на свете.
Он выпячивал хуй вперед, протыкая горло Джузи, влипал ртом в соленую щель, пролизывал ее до боли в языке и тыкался носом в колечко ануса, удивляясь, что пахнет не дерьмом, а острым, дьявольски вкусным запахом секса. Руки его сами собой, отдельно от головы, нащупали Джузины сиськи, и та благодарно взвыла, напялившись на него еще плотнее, до оскомины во рту.
Вскоре сам собой нашелся единый ритм, и Сэм впервые растворился в блаженстве парного танца – когда двое ебут друг друга легко и слаженно, как на одном дыхании. Они синхронно двигались и лизались, будто под неслышимую музыку, и каждый чувствовал, какое блаженство дарит партнеру. Наконец, когда Сэм уже был готов лопнуть бешеным фонтаном, покрасневшая Джузи вдруг сползла с него:
— Уффф!.. Ну и ну!.. Говорю тебе честно: так зверски от «валета» мне ни с кем не было… А еще говорят, что неопытные не умеют лизать. Но я хочу, чтобы ты кончил в меня… — говорила она, задыхаясь. — Мне, видишь ли, нравится это… Ты не против?.. А ну иди сюда. Иди-иди! — она оседлала Сэма и стала щекотать себя головкой его хуя, глядя особым, блестящим взглядом прямо Сэму в глаза. Она еще никогда так не смотрела на него…
— Ага, запел, запел, дружочек? Еще и не то будет… Ну, держись! — она наделась на него и сладко сжала влагалище, сразу сделавшись тугой и вкусной до визга.
Сэм захрипел, думая со сладким ужасом, что сейчас будет с ним, — а Джузи скользила по нему вниз и вверх, подминая влажным лоном озверевший хуй, теребила рукой, заведенной за спину, его яйца, и смотрела на него все тем же особым взглядом, приговаривая:
— Вот так мы сделаем мальчиньке… Выжмем из мальчиньки все соки, и мальчинька сейчас лопнет… вот таааак…
Сэм и в самом деле лопнул от ее траха и ее слов; и когда его пах стал набухать, отдавая сладостью и ужасом в мозг — Джузи вдруг нагнулась к Сэму, утопив его в сиськах, и вцеловалась ему в рот, проникнув туда одновременно с первым горьким толчком спермы… Она трахала его с двух сторон — языком и пиздой, подминавшей тающую головку, и Сэм подыхал от насыщения, от радуг в теле и от ласки, затопившей его по уши…
Ночью он проснулся и, ощутив рядом теплое тело, робко нащупал сиську. Джузи вытянулась и поощрительно подставилась ему, то ли проснувшись, то ли нет.
Приободренный Сэм, замирая от мурашек, взял в рот сосок, теплый, соленый, упругий,как желейная конфета… Они снились ему чаще, чем голая Марта — великолепные сиськи Джузи, знакомые до последней невидимой пушинки, недоступные, рогатые, похотливые и пышные, как мечта. Наконец-то он слюнявил и тискал их, распаляясь с каждой секундой, а Джузи покорно терпела — и даже делала вид, что ей приятно…
— По-моему, ты уже готов к десерту, — сказала она, когда Сэм готов был проглотить ее, как удав. — Только в меня чур не лезть, ладно? А то я потом не засну. Давай вот так… — она уложила Сэма на спину, нависла над ним — и взяла в рот его хуй, немедленно лопнувший радужным пузырем…
— Ты что, проглотила?.. — восхищенно хрипел Сэм. В его представлении это было высшим подвигом сексуальной жертвенности.
— Ну да, а что? Вкусненько… отличный джем к десерту… — смеялась Джузи в темноте. Чмокнув Сэма в опустошенный агрегат, она приползла к нему и обняла за шею: — Ну что, хороша пирушка, Сэмми, мой Пятачок, мой спаситель? Потом я тебя научу всяким штукам, а сейчас — твой вечер, только твой…
«Потом!.. Она сказала «потом»! Значит, будет «потом»!..» — Сэм, успевший настроиться на то, что это было в первый и последний раз, просиял так, что осветил темноту, и благодарно прилип к Джузи, уткнувшись ей в волосы. Она ласкала ему все самые любимые, самые чувствительные места на теле — и подмышки, и промежность с яйцами, и локтевые сгибы, и в анусе, и вокруг пупка, — пока Сэм не вытянулся и не засопел, крепко вжавшись в нее.
***
Утром Джузи сказала ему:
— Сэмми, давай поговорим серьезно. Мне ужасно приятно… это… короче говоря: мне в дикий кайф трахаться с тобой. С того самого момента, как я тебя увидела, я мечтала, если честно… терпела, не хотела развращать тебя — ну да ладно, дело не в этом… И, конечно, мы теперь будем делать это столько, сколько ты захочешь… и сколько я смогу. Но. У меня будут другие мужчины. Их будет много. Сэмми, маленький мой, я вот к чему: если ты вдруг думаешь про… про всякую там любовь и прочее, — что мы будем парой и все такое… Я ведь знаю, как оно у вас бывает, самой когда-то было семнадцать… Не надо, хорошо? Ты мой лучший друг, и… я этого еще никому не говорила, ясно? Никому и никогда. Когда я о ком-нибудь думаю, ты — первым номером. Но трахаться я буду, с кем захочу. Да мы с тобой и не пара, Сэмми. Тебе семнадцать, я – двадцатипятилетняя коровень… Я для тебя — тетка. Любовь-морковь была в старые добрые времена, Сэмми, а сейчас… И еще. Никогда не проси меня о групповушке, ясно? Я не хочу тебя ни с кем делить. Ты у меня отдельно от всех. Заметано?
Сэм и сам понимал, что так будет. Поэтому он почти не огорчился, обнял Джузи и пообещал ей все, о чем она просила. Джузи просияла, обцеловала ему все тело — от макушки до яиц, — и они расстались, чрезвычайно довольные друг другом, хоть Сэм по дороге на работу и думал о том, чьи хуи теперь потолкутся в пизде, которую он вылизал до самого нутра. О том, есть ли у него право трахать других девочек, он даже не подумал.
С тех пор они еблись почти каждый день — исключая дни, когда Джузи была «занята» (таких дней набиралось по два-три в неделю) или когда она уставала от секса с другими:
— Я ж не хочу трахать тебя дохлой тряпкой, — говорила она. — Я хочу быть живым человеком и все чувствовать так, как надо…
Впрочем, она никогда не отказывала Сэму в минете (а Сэм почти перестал стесняться просить ее об этом). Отсасывала она виртуозно, забираясь пальчиком Сэму в задницу и массируя ему простату. После таких оргазмов у Сэма шумело в ушах, и в течение пяти минут он не мог делать ничего — только таращить глаза на Джузи, голую и насмешливую (она всегда раздевалась догола, когда отсасывала ему).
Она научила Сэма доводить ее до оргазма и уверяла, что у него получается ну просто офигенно; научила трахать ее в попку, научила ласкам и играм, и для Сэма наступили райские времена. Он купался в сексе, как в варенье, резко возмужал, «заматерел», как говорила Джузи, и чувствовал, что ему живется легко, как в раю.
Каждые две недели они съезжали с квартиры на квартиру, путая следы. Джузи мечтала поднакопить бабок и слинять с Сэмом во Флориду…
Прошел год. Однажды Джузи пришла домой странная: молчаливая и закрытая, как ночная витрина.
Утром она сообщила Сэму:
— У меня будет ребенок. Твой ребенок! И что мне делать, Сэмми?..
Сэм почувствовал, как комната поплыла влево.