— Что?.. Ты уже кончил?.. Ты не мужчина! — с насмешкой воскликнула Колетт.
От такой несостоятельности моя ревность совершенно испарилась.
— А ты чего хотела? — спросил я. — Вздумала ебаться с мальчишкой, у которого в яйцах только жиденькое молочко!..
— Да нет, вовсе нет! — упрямилась блядища. — Я хочу, чтобы он меня выеб у тебя на глазах… Ну что, маленький мой, выебешь меня? Ну же, взбодрись! Вот увидишь, как это сладко — засунуть свой хуечек в женскую пизденку! Раз уж ты не осмелился попросить этого у мамочки, я сама тебя угощу!.. Только взбодрись, дурачок… Прежде всего мы с тобой разденемся догола!
И тут же ее пеньюар соскользнул на пол, а вслед за этим Колетт в мгновение ока раздела Рене, покуда я, в свою очередь, облачался в костюм Адама.
— Ах, какой прелестный мальчик! Ей- богу, как он сложен! — в восторге воскликнула она. — Эта тонкая кожа, округлые бедра,а ягодицы!.. Нет, право же, вот это ягодицы! Как он выпячен, этот задик! Ах! Прямо для моего годмише!..
Онатеребила и похлопывала Рене, водила пальцем между его ягодиц и щекотала темное отверстие, вертела мальчишку во все стороны своими хищными руками, которые жадно добирались до всех его прелестей.
Я посмотрел на тонкий прямой силуэт Рене, вырисовывающийся в зеркале. Казалось, он сам получает удовольствие, созерцая свое женоподобное изящество.
— Ох! Воистину — услада педераста! — повторяла Колетт, сияющая как никогда. — Настоящая девчушка… и хуечек в придачу! Я даже нахожу некое сходство с Клодиной, ну знаешь, той девчонкой, которая в пансионе ебла меня своим клитором… Но только нужно, малыш, чтоб эта штука была у тебя потверже! Вот увидишь, как я подниму ей настроение!
Колетт пригнула Рене к креслу и отвесила ему несколько хороших шлепков по ягодицам, отчего те тотчас же ярко порозовели. Она понемногу входила в азарт, возбуждаясь от подергиваний хорошенького зада под градом увесистых шлепков.
— Ох! Эта жопка! Эта жопка! — восклицала она. — Так бы ее и съела!
Она опустилась к Рене и укусила его в нежную плоть ягодицы, а затем ее язык скользнул в расселину. Рене тихо замурлыкал от этой возбуджающей щекотки.
— То- то же, поросенок, сразу ожил!.. Покажи, как ты возбудился!
Рене поднялся и повернулся к ней, так что его член оказался на уровне ее рта.
— О, какой славный росточек! А теперь, малыш, посади- ка его мне в рот!
Рене напряг мышцы живота и просунул член между раскрытыми коралловыми губами Колетт. Тогда приблизился я и, обхватив Рене за талию, сунул ему в руку свой член. Не дожидаясь моей просьбы, Рене принялся за дело с легкостью и умением, свидетельствовшим о давней привычке.
Придя в восторг от его искусства, я воскликнул:
— Честное слово, даже у тетушки Монпарно не такие нежные руки!
— Эй, педик, только не кончай! — вмешалась Колетт. — Я хочу, чтобы ты ему вставил!.. Не правда ли, душка, — обратилась она к Рене, — ты ведь дашь ему попользоваться твоим задиком?
— О, конечно! — запросто согласился тот.
— По этой части ты тоже девственник?
— Ну я бы этого не сказал, хотя брат Эпагат уверяет меня, что держался берегов и не заходил на глубину.
Это бесхитростное признание рассеяло мои последние сомнения.
— Отлично, кузен! – воскликнула Колетт, разражаясь смехом. – Итак ты получишь двойное удовольствие, лишившись разом и той и другой невинности! То- то мы с тобой развлечемся!
В своей извращенной фантазии, находящий особо утонченными самые неудобные позы, она опрокинулась спиной на красный атласный пуф, очень низкий, но достаточно широкий, чтобы вместить ее роскошные формы. Болтая в воздухе руками, изогнувшись так, что остроконечные груди наполовину оказались за пределами ее ложа, свесив голову, Колетт выставила мраморный живот между сладострастно раскинутыми бедрами, которые она, согнув, прижала к его бокам.