— Пойдешь со мной, что ли? — убедительно и тихо спросил Васька.
— Да ты никак всурьез спрашиваешь? — воскликну Аксинья, отодвигаясь от кровати.
— Аксинья Семеновна! — звенящим голосом сказал Васька, приподняв голову с подушки.- Вот тебе… Н замолчал, взмахнув рукой в воздухе.
— Никуда я с тобой не пойду…- решительно мотая головой, заговорила Аксинья, не дождавшись от него слов. — Никуда!
— Захочу — пойдешь… тихо сказал Васька.
— Ни-икуда не пойду!
— Только — не хочу я так… А ежели захотел бы -пойдешь!..
— Нет уж…
— Да, чёрт! — раздраженно крикнул Васька.—Ведь вот ты со мной канителишься… шевыряешься тут… чего же?
— Это другое дело…- резонно сказала Аксинья.- А чтобы с тобой жить -нет! боюсь я тебя… очень уж ты злодей!
— Эхма! Что ты понимаешь?! — зло воскликнул Васька.- Злодей! Дура ты… Думаешь — злодей, так и всё тут? Думаешь — легко, если злодей? Голос у него оборвался, и Васька помолчал немного, растирая грудь здоровой рукой. Потом тихо, с тоской в голосе и страхом в глазах, снова заговорил:
— Что уж вы… очень? Ну, злодей… так разве весь человек в этом? Чего у меня спрашивали?.. Пойдем, Аксинья Семеяопна!
— И не говори при это! Не пойду…- упорно стояла на своем Аксинья и подозрителыю отодвигалась от него.
Опять оборвался их разговор. В комнату смотрела луна, и от ее света Васькино лицо казалось серым. Он долго лежал молча, то открывая, то закрыиая глаза. Внизу — танцевали, пели, хохота.!
Раздался сочный хран Аксиньи; Васька глубоко вздохнул.
Прошло еще дня дна, н хо.1яика устроила Ваське место и больнице.
Приехал .ча ним больничный фургон с фельдшером и служащим. Ваську осторожно свели сверху в кухню, и там он увидел всех девиц, столпившихся у двери в комнату.
Лицо его перекосилось, однако он ничего не сказал им. Они смотрели на него сурово и серьезно, но по их глазам нельзя было бы определить, что они думают при ииде Васьки. Аксинья с хозяйкой надевали на него пальто, и все в кухне тяжело и хмуро молчали.
— Прощайте! — вдруг сказал Васька, наклонив голову и не глядя на девиц.- Про… прощайте!
Некоторые их них молча поклонились ему, но он не видел этого; а Лида спокойно сказала:
— Прощай, Василий Мироныч…
— Прощайте… да…
Фельдшер и больничный служитель взяли его под мышки и, подняв с лавки, новели к двери. Но он опять поворотился к девицам:
— Прощайте… был я… точно что… Еще два или три голоса сказали ему:
— Прощай, Василий…