Не могла сказать что-нибудь поумнее? Недоумения в глазах Ивана Ивановича Иванова добавилось.
— Вот же припадочная. К чему это?
— Ты у тебя , — продолжаю обвинять я, периодически горько завывая, — Жена и почтииии, трое детей.
Ванька как–то уж очень быстро оказался рядом со мной, обнимает и зачем-то целует быстрыми легкими поцелуями, в лоб, во влажные щеки, губы. На губах, поболее задержался. Принцем хочет прикинуться, гад! Стукнула его со всей силы по плечу.
— Не реви, принцесса моя придурошная, нету у меня никакой жены, и детей тоже нет. Я просто так сказал, не знаю зачем сказал. Ты была такая наглая, и так уверена в том, что за тобой мужики должны табунами бегать. Это меня задело.
— П-правда нету?
— Правда, правда, солнышко. Можешь паспорт посмотреть.
Какой проникновенный голос, попробуем поверить. Впрочем, в документ удостоверяющий личность для порядка все же заглянула.
Ванька снова целует: глаза, щёки, губы, шею, грудь везде, где дотягивается. И я тоже целую. Зачем нам кровать? Не нужна она вовсе, на полу перед камином такой белый мягкий ковер. Поцелуи становятся всё горячее и горячее. Я лежу на боку, Ванька, сзади меня, покусывает в шею и наминает мои примечательные груди. Член скользит между влажных губок не заходя. Выгибаюсь кошкой, завываю кошкой, потому что больше нет сил терпеть. Нестерпимо хочется почувствовать его внутри себя.
— Ваня пожалуйста, пожалуйстаааааааааааааааааа!!
Мои консерваторские устремления снова и снова начали проскальзывать в стонах. Наконец крепко берёт меня за бёдра, не позволяя мне двигаться и мешать ему протиснуться внутрь. Входит медленно. Потом резкий толчок.
— ААААААААуууууууууууоооооооооооо!!
Зажимает мне рот. Видимо боится оглохнуть. Ой, золотистые искорки, я думала они только во сне мне чудились. Снова чувствую их внутри себя, и количество всё увеличивается и увеличивается с каждым ударом члена. А Ванька рад стараться, таранит быстрей и быстрей, чаще и чаще, глубже и глубже. Только сейчас на трезвую голову ощущения ещё острее, искорки ярче, простреливают каждый кусочек моего тела. Ой, дышать совсем нечем, рука то всё ещё зажимает рот. Ловлю себя на том, что кусаю его пальцы, впрочем, он не обратил внимание, а только активизировал толчки членом. О-е-ей кажется сейчас будет взрыв. Искорки опять все побежали вниз. Вторая Ванькина рука ложится на клитор, пальцы быстро быстро начали теребить.
— ОООООООООООООООО, — завыла, задергалась вся.
Оргазм прострелил, сначала яркой вспышкой, потом взорвался мощным фейерверком. Зря Ванька разжал пальцы зажимающее мой рот. Точно оглохнет. Опять завыла раненой волчицей в консерватории. Искорки блаженства разбегаются по всему телу. А он все продолжает и продолжает, таранит и таранит внизу, заставляя их снова вспыхивать удовольствием. Наконец Ванька тоже дернулся, задышал точно паровоз прямо мне в ухо, и от этого горячего дыхания, мурашки побежали по коже, присоединившись к тлеющим искоркам.
— Спасибо Василисушка, ты необыкновенная.
Голос моего королевича. Ванька расслабленно лег рядом, нежно оглаживая мои ягодички.
Упс. Конечно, я уже давно поняла, что не всё мне приснилось, ночью. Искорки, поцелуи и ласковый шёпот трудно с чем-то спутать. Было Василиса, было! Разве королевич может воспользоваться невменяемостью девушки? Не по-принцевски это как-то. Чего ж мне так не везет. Только кажется нашла принца, ан, нет, прикидывался. Вот и мушки налетели, снова зажужжали разом в голове. Нестерпимо захотелось плакать. Мною просто попользовались, а я как всегда размечталась — жить долго, счастливо и умереть в один день. Снова вскочила очумелой лягушкой, быстро натягиваю на себе джинсы и свитер. Шерсть свитера колет чувствительные после таких интенсивных ласк соски. А где же белье, куда подевалось? Впрочем, ну его. Может на крепком сильном морозе, разбегутся мушки, как и дурацкие мечты в придачу.
Ванька ошарашено смотрит на мои дёрганные телодвижение
— Ты чего Василиса, куда собралась-то?
— Я погонщика оленей ещё не догнала и с Санта-Клаусом мы договорились встретиться.
Что за бред несу? Слезы брызнули из глаз. Расслабленное и блаженное после секса лицо Ваньки меняется, судя по всему он свирепеет.
— Чего ревешь-то, что опять не так?!
Не ответила, выбежала из номера, лишь в джинсах и свитере на голое тело. Даже шубу не одела, только сапоги. Ой, как красиво, везде сверкают огни, крупные снежинки медленно кружась ложатся на и так белую землю. Все вокруг веселятся, улыбаются. Чем я хуже? Может ну его, реветь? Подумаешь, ошибочка вышла с принцем, так ничего, в следующем году ещё попрошу дедушку. Страдать окончательно передумала, чего расстраиваться без толку. Закружилась, напевая «в лесу родилась елочка», прямо посредине пешеходной улицы на которою выходил наш отель. Прохожие, кто улыбается, кто «одобрительно» возле виска крутит. Как-же, куда им понять буржуинам загадочную русскую душу, когда печаль выливается неудержимым весельем.
— Василиса, вот же ненормальная!