У Сашки внутри что-то оборвалось, как в старом колодце.
— Кто это «она»? — спросил Алешин папа.
— Ну, Саша, конечно. Папа, не тупи! Сашенька — девочка, и мы с ней
— Лёш!..
— мы с ней любим друг друга!
— Как девочка? Как это «любим»? — Стелла Алибековна пялилась на Сашу, на Алешу, пытаясь что-то понять, потом перевела взгляд на мужа. Тот отдувался, как мастиф, затем вдруг тоненько закричал:
— Говорил я тебе, что он педик! Говорил!!!
Дальше все галдели одновременно:
— Кеша, не надо так, — кричала Стелла Алибековна.
— Лёш, ну что ты наделал? — причитала Сашка.
— Я сразу понял, как только его увидел! Я их за версту чую, — хрипел Иннокентий Петрович.
— Вы чё, слепые, что ли? Она же девочка, смотрите! — орал Алеша, пытаясь всех перекричать, и затем подбежал к Сашке, отпихивавшей его, обнял ее и попытался поцеловать.
— Не смееееть! — заорал Иннокентий Петрович, тяжело вставая из-за стола. — Смотри, жёнка, чего делают, а? Лексей!!!
— Саш! Ну скажи им! Ну скажи! — кричал Алеша, дергая ее за плечи.
Внезапно все замолкли.
Сашка смотрела на Алешу, на его родителей
Был только один способ доказать, что она девочка. Она уже использовала его.
Но сейчас она не могла.
Не могла.
Отпихнув Алешу, она выбежала из кабинета.
— Воооон! — орал Иннокентий Петрович ей вслед. — Пидарасина! Говна кусок! Вооооон
Сашка долго еще бегала, заблудившись, по дому, обставленному во всех существующих стилях всех времен и народов, и когда наконец нашла выход — вылетела на улицу, будто подорвалась на мине, и долго еще бежала, не переводя дух, чтобы убить сердце и легкие, и себя вместе с ними и потом упала прямо на асфальт, и лежала там какое-то время, застряв между миром и чернотой, гудевшей рядом, пока ее не подняли люди, затолкнув обратно в мир, и не провели к скамейке
Там она просидела до темноты. Потом встала, отключив непрерывно гудящую мобилу, и пошла домой.
— Сашуль, — открыл ей обрадованный папа, — представляешь, сегодня один мой Что такое?
Не говоря ни слова, она прошла мимо него и рухнула на кровать.