— Пусть глазеет. А ты подними голову, и гордо шагай мимо них, — сказала Лариса. — Мне как-то удалили зуб, вот этот, — Лариса указала на коронку, — так я боялась рот открыть на людях, не разговаривала, не улыбалась… А однажды рассмеялась… увидела, что все про мой зуб знают, и дальше хохотала во всё горло… Теперь, вот, коронку поставила…
— Мне что, идти по городу и кричать, что я лесбиянка?
— Зачем кричать? Кричать не надо. Но и стыдиться тут нечего. Может мы с тобой в сто раз полноценнее тех, которые фригидны, как айсберги, и тех, которые ждут, не дождутся, когда мужик с них слезет…
Странно, но Лина вдруг поняла, что Лариса и Клава ревнуют друг дружку к ней… Не познав с мужем ни чувственной, ни сладострастной любви, Лина и их не любила. Ей нравилось их общество, она возбуждалась от их разговоров на эротические темы, от комплиментов в свой адрес, от их ласк. Они доставляли ей наслаждение, доводили до экстаза, но и только. Сама она никогда не отличалась фантазией, и вела себя индифферентно. Они всячески пытались научить её, заставляли делать то или иное, но Лина противилась. Ей было приятно принимать от них ласки, но сама она не была способна ласкать других женщин. Поэтому они и обижались, и на неё, и друг на друга, думая, что она одной из них отдаёт предпочтение. А Лину одолевали странные чувства. С одной стороны, ей нравилось, чем они занимаются. А с другой… Она чувствовала, знала, несмотря на доводы подруг, что делают они что-то запретное. Ладно, думала она, нам с Клавкой по девятнадцать. Но Лариса! Ей больше тридцати, у неё есть муж, двое детей. Но она никогда не говорит ни о детях, ни о муже, ни об отношениях с ним… А что говорить? Я ведь тоже об этом не распространяюсь! Однажды сказала Клаве, и то пожалела об этом. Кому нужночужое горе? У каждого своего достаточно…
Она так углубилась в свои мысли, что полностью отключилась, и не реагировала на настойчивые ласки подруг. И только когда Лариса больно ущипнула её, она вскрикнула и пришла в себя.
— О чём это ты задумалась, подружка? Ты сегодня на себя не похожа.
— Я думаю, мы занимаемся не тем, чем положено.
Клава с Ларисой рассматривали какой-то эротический журнал, горячо обсуждали фотографии, и пытались привлечь к этому Лину. Но Лина такие журналы не любила, и никогда не рассматривала. Они её не возбуждали. Холодная бумага, да и только. Может, это у неё было оттого, что такие журналы постоянно рассматривал Олег, может, по другой причине, но она их не любила, и считала, что рассматривать такие картинки — детское занятие. Но Лариса поняла её не так, возмутилась, и закричала:
— Одевайся, и дуй к мужу! Занимайся с ним тем, чем положено.
Лина не стала ей объяснять, что она имела в виду журнал, ей даже понравилось, что разговор может пойти по такому руслу, по которому она не раз пыталась его направить, и она сказала:
— Нет, вы представьте себе на минуту, что все женщины мира станут лесбиянками. А мужчины — гомиками! Ведь рожать перестанут, человечество вымрет!
— Все не станут. Ты же сама говорила, что любишь макароны… А другие едят гречку, пшёнку, рис… Но даже если и все, то рожать не перестанут. У меня двое детей, Нелька вон забрюхатела, в декрет ушла…
Лина вопросительно посмотрела на Ларису, открыла рот, но та остановила её:
— Да, да, и Неля тоже из нашей компании. Недолог час, и ты от своего муженька забрюхатеешь… Это Клавка пока ещё целка, да и то потому, что первый её мужик импотентом оказался, а, даст Бог выйдет замуж…
Но Лина её не слушала. Клавка — целка? Да она со своей фантазией такие пируэты выделывает в постели! Ни один мужик не поверит… Но Лина вспомнила свои простыни, и перевела мысли на другую тему. Неля тоже из их компании… Ну, да. Она вспомнила, как Неля тянула её руки к своей груди, к надутому животу, и как им обеим это нравилось… А Клавка… Да неужто она нетронутая?
— И кто же это вас всех свёл в этой кладовке? — спросила Лина.
— Ты хотела сказать — нас? — поправила её Лариса. — Ты, вероятно, думаешь, что попала сюда случайно? А Семён тебя давно пас, ловушки расставлял, да ты всё никак в них не попадалась.
Так вот оно что! Семён Павлович, директор столовой, этот обрюзглый старец с толстым мягким огурцом, и двумя серыми картофелинами в свисающей между ног сумке… Как это он ещё ни разу сюда не пожаловал…
— Как это он ещё ни разу сюда не пожаловал? — спросила Лина.
— Боится спугнуть тебя. Нас попросил приручить, подготовить…
Лина поняла, наконец, почему она их не любила: она чувствовала фальшь, но не знала, откуда она исходит, потому и не доверяла им…
— Ну, и как, по-вашему, я уже готова?
— По-нашему — нет, а он считает, что готова.
— С чего же он так считает? Откуда такая информация. От вас?
— Нет, вот из этой дырочки, — указала Клава на широкую трещину в стене.