Эль

Эль

— Я отвезу тебя домой на своей машине.

Он жил рядом, на работу ходил пешком, и машина была здесь для того, чтобы отвезти Лину совсем в другое место. Все знали об этом, и все молчали. Но, когда Лина увидела на заднем сиденье лопату, она села спереди, сказав Ларисе:

— Твоя лопата, ты с ней и сиди.

Семён Павлович положил руку на её колено:

— Мы, кажется, договорились. В наших интересах всем молчать…

К удивлению Лины, Олег, мало того, что не спал, так ещё устроил сцену ревности. Прежде Лина ни разу не задерживалась на работе, и приходила с полной сумкой. А тут — час ночи, и без сумки! Для Олега это оказалось неожиданностью. Он набросился на жену с упрёками, но Семён Павлович, испугавшись, что Лина сболтнёт что-нибудь лишнее, сказал, что первое пришло ему на ум:

— У твоей жены случился обморок. Скорее всего, от беременности. Кричать на неё нельзя, ей нужен покой и консультация хорошего врача…

Олег, вопреки ожиданиям Лины, несказанно обрадовался этой новости, забегал вокруг Лины, теперь уже с другим выражением лица, подогрел ужин, накормил её, а, уложив в постель, чуть ли не впервые поцеловал её, и уж точно впервые, испросил разрешения побыть с ней, был нежен, ласков и обходителен, видимо, от гордости за своё будущее отцовство. Лина не стала переубеждать его в обратном, решила посмотреть, чем это закончится.

На работе всё шло по-прежнему. Женщины несколько дней не собирались, всё как-то не получалось, а когда сошлись, прежнего общения не получилось. Мало того, что из обоймы выпадала Лина, так и Клава с Ларисой не могли до конца расслабиться. Они обнимались, целовались, ласкали друг дружку, но в их действиях не было прежней нежности, а Лина, после ночёвки в холодильнике, остыла не только телом, но и душой, и никак не возбуждалась. А тут ещё пришла Неля с ребёнком. Девочка была маленькая, лысая, сморщенная, некрасивая, и Лина окончательно убедилась в том, что она никогда не будет иметь детей. Не хватало ещё, чтобы она забрала тогда из роддома свою недоношенную сестричку!

Но Богу было угодно распорядиться по-другому. Слова Семёна Павловича, сказанные Олегу, оказались пророческими. Лина была беременна!

Когда, узнавший об этом от Семёна Павловича, Олег стал вдруг необыкновенно нежным, ласковым и заботливым, Лина восприняла это спокойно: пусть потешится, поиграет в родителя, удовлетворит своё мужское самолюбие. Сколько он ей причинил горя, не страшно, если и его однажды постигнет разочарование. Но теперь, когда она поняла, что, в самом деле, беременна, Лина не на шутку разволновалась. Её мнение о детях Олег не знал, они этот вопрос никогда не обсуждали, детей не планировали. Но этот вопрос разрешился сам собой после реплики Семёна Павловича… А что дальше? Родить такую, как у Нели, козявку? Но Олег и слышать не хотел об аборте. Неожиданно в нём проснулись мощные отцовские чувства, львиную долю которых, пока не было ребёнка, он перенёс на Лину. Куда девалась его бравада, грубость, напыщенность.Он старался теперь угодить Лине во всём: на кухне, в постели. Старался сделать что-то приятное, а, видя, что это ему не удаётся, переживал, задавал сотни вопросов, интересовался, как ему нужно поступить, чтобы ей было хорошо.

Лина по-прежнему не испытывала с ним такого блаженства, которое она познала в столовской кладовке с Ларисой и Клавой, но и прежнее отвращение к мужу испарилось… Неля вышла на работу, и Лина вернулась на кухню. По инициативе Клавы, они собрались вчетвером, но, как ни старались, былого удовольствия не наступало. В конце концов, им удавалось доводить себя до оргазма, но это было не то. Как выразилась Клава, кровь не закипает. А Лина прямо сказала, что ей мешает Семён Павлович, который наверняка сейчас сидит за стеной, и подглядывает в щёлку. Лариса предложила пригласить и его, но вид дряхлого мужского тела не способствовал возбуждению молодых женщин… Как ни пытались они скрыть свои истинные чувства, фальшь сквозила в каждом их слове, в каждом движении, в каждом поступке. И то, что они простили друг друга, ничего не значило в те мгновения, когда требовалась самоотдача, самопожертвование, полное доверие, и физическое, и духовное.

Лина поддалась на уговоры Олега, и решила сохранить беременность. Сославшись на это, она покинула общество своих женщин. Её поняли, и не настаивали, втайне надеясь, что она, как и Неля, после родов возвратится к ним. Жизнь в столовой потекла прежним порядком. Лине и Семёну Павловичу было, за что обижаться друг на друга, но у них хватило разума не делать этого, более того, после случившегося инцидента, он стал называть её своей дочкой, и когда Олег приходил встречать Лину с работы, он так и говорил:

— Береги мою дочку, не обижай!

Накануне родов Лина сходила на кладбище, поплакала на могилках родителей, посоветовалась с ними. Но даже им она не могла сказать всего, что с ней произошло… Затем пошла в церковь. Причастилась, исповедалась, покаялась в грехах. Ей не хотелось, чтобы они перешли по наследству к её ребёнку. Батюшка попался умный, спокойный, рассудительный. Он посоветовал Лине больше молиться, просить у Бога отпущения грехов, мудрости не допускать их впредь, и смирения:

— Твоей мятежной душе не хватает смирения. Будь кроткой, покорной, чаще молись, и проси Господа послать тебе смирение, укротить твои греховные порывы. Меньше властвуй, меньше командуй, меньше повелевай, меньше учи. Беспрекословно подчиняйся судьбе, чаще склоняй голову, и благодари Бога за всё, что он послал тебе, за всё, что ни есть вокруг тебя, ибо всё во власти Бога, всё делается по его повелению, и кроме него никому не дано постичь смысл происходящего. Бог однажды даровал тебе жизнь, тем и осчастливил. Бог дарует жизнь твоему ребёнку, и тем осчастливит тебя вдвойне…

Лина ушла от него спокойная и умиротворённая. Могла ли она после этого решиться на аборт?

В положенное время родился мальчик, маленький, пухленький крепыш. С опаской брала его Лина на руки первый раз. Сможет ли она полюбить его? Будет ли она ему достойной матерью после всего, что было с ней? Как воспримет сына Олег?

Но когда малыш, впервые увидав мать, смело взял в рот сосок, сжал его губами, и Лина почувствовала, как молоко, истекая из самых отдалённых уголков её груди, устремляется к сосцу, и снимает внутреннее напряжение со всего тела, она испытала такое необыкновенное блаженство, какое не шло ни в какое сравнение с тем, что она испытывала с Ларисой и Клавой в той злополучной кладовке.

«Господи! Моя молитва дошла до тебя, ты услышал её, и дал мне мудрый совет, направил меня по верному пути, не дал совершить ошибку. И вот я, твоя верная раба, слезами счастья орошаю твоё маленькое творение», — радостно шептала Лина, искренне веря в то, что ребёнка послал ей, как когда-то Деве Марии, Бог, будто Олег и в самом деле был тут ни при чём.

Отчим и мачеха с появлением ребёнка будто преобразились, относились к нему хорошо, и к Лине изменили своё отношение. А Олег не мог нарадоваться сыном. Он всё делал за Лину, для Лины, для малыша, и никак не мог дождаться того мгновения, когда можно будет приняться, как он говорил, «за изготовление девочки». Не замечавшая ранее за ним таких шуток, Лина была изумлена. Её Олег, который раз в неделю входил в неё, как в столовую, без радости, без трепета, по необходимости, теперь ждет, не дождётся этого счастливого мига. А когда этот миг наступил, оба они испытали такое божественное наслаждение, ради которого стоило стерпеть и ту брачную ночь, и Нелю, и Клаву, и Ларису, и Семёна Павловича, и даже ночёвку в холодильной камере.