— А что бы это изменило в твоем извращенном сознании? К тому же я живой человек, и я мужчина! А после этих твоих фантазий и после того, сколько ты крутила вокруг меня задницей и ко мне притиралась, на что еще ты рассчитывала? Я и так на многое закрывал глаза! Еще удивительно, что родители ничего не просекли! Хотя как же — такое в страшном сне не вообразишь!
Из моих глаз невольно текли слезы, и я захлебывалась в рыданиях.
— Ты же мой старший брат! Как ты мог!
— Ты же только что не жаловалась, а томно стонала! Господи! — он провел рукой по лицу, — Слушай, давай уже закончим это. Ладно? Так сюда точно мама прибежит на наши голоса.
Я зажала рот руками, чтобы подавить рыдания, вдруг в полной мере осознав, что все на самом деле именно так ужасно, как я себе и представляла, когда думала о своей извращенной влюбленности трезво — он меня презирает. Он стоял в стороне, скрестив на груди руки, надменный и раздраженный, словно только что взял то, что ему было положено, а теперь и видеть меня не хотел. Я была в полном отчаянии и уже бросилась к двери, чтобы убежать из этой ненавистной комнаты, когда он вдруг грубо поймал меня за руку и притянул к себе.
— А ну отпусти! Придурок! — задыхаясь от слез и беспомощности злобно прошипела я, выкручивая руки и пытаясь с ним сражаться. Но это, конечно, было бесполезно. Он ловко развернул меня к себе спиной, крепко держа обе мои руки за запястья. Я просто ничего не могла теперь с ним сделать, как бы ни старалась.
— Да успокойся ты! — приказным тоном прошипел он и потянул меня куда-то. Вдруг я поняла, что мы остановились перед зеркалом. Он стоял сзади, крепко обхватив меня в объятьях и сжимая мои руки. Его лицо было словно каменная маска, а глаза сверкали злобой. Я вся была растрепанная, раскрасневшаяся и растерянная. Платье было помято. Себе в глаза мне даже стыдно было посмотреть. Я невольно вспомнила тот день, когда мы стояли перед зеркалом точно также несколько лет назад. Только тогда он смотрел на меня как на ангела. А что теперь?
— Что тебе еще от меня нужно? — не поднимая глаз, в отчаянии пролепетала я.
Он долго не отвечал, и я заметила наконец, что он рассматривает меня в зеркале с головы до ног. Его взгляд постепенно смягчился и железная хватка рук тоже. Наконец он склонил голову к моему плечу и поцеловал. Я услышала, как он взволнованно сглотнул.
— Марин Я просто голову потерял Я думал, что накажу тебя этим Чтобы ты поняла, что все это не правильно Чтобы ты больше не думала обо мне Ведь я сегодня уезжаю
Постепенно до меня дошел смысл его слов. Мне, наконец, удалось взять себя в руки и прекратить плакать. Я снова попыталась высвободиться, но он не пускал. Он снова взглянул в зеркало и наши взгляды встретились. Он был такой красивый, как всегда — холеный, властный и опасный как дикий зверь. А я Что я могла в такой ситуации, если я столько лет сходила по нему с ума? Он резко развернул меня к себе и снова начал страстно и как-то остервенело целовать в и без того уже истерзанные губы, словно делал это вопреки своей воле.
— Хватит, Дим Пожалуйста
— Я я знаю, что не должен этого делать, — мрачно проговорил он, наконец остановившись, — Но с тех пор как я узнал обо всем, я тоже уже не мог об этом не думать. Слушай, я понимаю, что в тебе сейчас борются противоречивые чувства, — прошептал он вкрадчиво, — Так всегда бывает после первого раза даже при обычных обстоятельствах Мы с тобой, кажется, натворили дел и черт его знает, чем это все закончится, но сейчас ты просто должна взять себя в руки. Понимаешь? Мы не должны , — он осекся, — Мы должны все тщательно скрыть от родителей, иначе нам всем придется плохо всей нашей семье Так что, пожалуйста, никаких дневников!
Я обреченно кивнула. Он отстранился, потом тронул мои волосы, поправил бретельки и платье, но я отмахнулась от него.
— Слушай, я люблю тебя , — я слышала по его голосу, что он очень серьезен, хотя до сих пор зол, но смотреть на него у меня уже не было сил.
— Я тоже тебя люблю , — слабо выдавила из себя я.
— Ты не будешь больше плакать?
— Не буду, — угрюмо пробормотала я.
— Тогда пойди умойся у меня в ванной, прими душ, а я уберу тут и пойду на кухню раньше тебя, — он провел ладонью по своим жестким черным вихрам, нахмурился, обреченно вздохнул и ушел, стараясь не звенеть замком и не стучать дверью, словно вор.
Я быстро приняла душ, долго рассматривала себя в зеркало, гадая, не догадается ли мама обо всем по одному моему виду. Я была заплаканной и измученной, но, думаю, она скорее всего решит, что это из-за отъезда Мити. В общем, это так и было в действительности. Я снова жалобно всхлипнула и снова умылась, а потом взяла себя в руки и вышла. Мити уже не было. Постель была в идеальном порядке.
Тот обед был, наверное, худшим в моей жизни. Конечно, мама ни о чем не догадалась, но я вся была на нервах, и мне кусок не шел в горло. Митя держался молодцом, был непринужденным, веселым и искренне сочувствующим. Под конец обеда расплакалась и мама, видя, что у меня глаза на мокром месте.
— Боже мой! Ну вы прямо как на войну меня провожаете! Честное слово! Я и так уже давно дома не живу!
— Ты ночуешь почти каждую неделю, — всхлипнула я
— Тебе-то что с этого? — усмехнулся он, — По ночам ты дрыхнешь как сурок и по утрам тебя не добудишься.
Я прочувствовала вдруг всю несправедливость, жестокость и неоднозначность этой фразы. Сколько ночей у нас могло бы теперь быть и могло быть раньше, если бы если бы все разрешилось быстрее и если бы он не уезжал сейчас И как он мог быть таким бесчувственным! Таким убедительно притворным! А вдруг Вдруг он он всегда и со всеми был такой же лживой сволочью! Ведь все его девушки в итоге оставались ни с чем и заливались горькими слезами! Эта мысль поразила меня. Я встала из-за стола и пробормотала, что хочу побыть одна. Митя проводил меня долгим взглядом, я чувствовала это. А мама тихо спросила: «Ты что, так и не подарил ей?».