Стоял один из тех чудесных мартовских дней, когда за окном ярко светит солнце, по синему небу плывут неспешно белые облачка, снег сверкает так, что глазам больно.
Обеденный перерыв шел своим чередом. Уже съедены были «Доширак»и, принесенные с собой из дома закуски, и теперь все неспешно тянули из кружек кто горячий кофе, кто чай. Лениво плыл разговор о делах фирмы. Дела шли неплохо. Хотя фирма была маленькая, организованная всего несколько лет назад, но, благодаря уникальности своей продукции, быстро получила известность, в том числе и за рубежом. Заказы на продукцию шли чередой и из – за границы в том числе, так что работать приходилось много. Разговор вертелся вокруг того, что генеральный почему-то никак не хочет набирать новых рабочих, хотя значительная часть оборудования стояла без дела из-за отсутствия рабочих.
Коллектив фирмы сложился давно, в советские еще времена. В далекие двадцатые годы прошлого теперь столетия развитие промышленности потребовало создания НИИ. С тех пор много воды утекло, не одно поколение прошло через него, внося что-то свое. Не счесть кандидатов, десятки, если не сотня – докторов, и даже академики вышли из его стен. Теперь на базе его лабораторий росли «фирмы». Работали здесь и старые, давно уже ставшие пенсионерами, и сравнительно молодые, защитившие вузовские дипломы перед «перестройкой» или позже, уже, когда она асфальтовым катком, раздавливая все и вся, катилась по стране.
Не участвовал в разговоре только один из всех, сидевших в комнате. Сидел он за своим столом у окна, и что-то щелкал на компьютере «мышкой», не обращая внимания на разговоры. Был он худощав, небольшого росточка. На висках его уже пробивалась седина. В число сотрудников фирмы он зачислен был недавно, после того как его сократили в связи с политикой нового хозяина предприятия, на котором он провел сорок лет, практически с первого колышка, придя на него работать после демобилизации из армии по сокращению личного состава.
Виктор Петрович любил вспоминать свои годы учебы, службы, первые годы работы на предприятии. С удовольствием рассказывал о былых событиях. Что бы не происходило, у Виктора Петровича обязательно находилось аналогичное событие в его жизни. «У Виктора Петровича на каждый случай есть свой случа*й»- зубоскалили сотрудники, но слушали его рассказы о былом с удовольствием.
— Виктор Петрович! – обратил на него внимание записной зубоскал Валентин Сергеевич — зам по производству, крупный мужчина пятидесяти лет: Что это вы там делаете? Никак порносайты смотрите?
Виктор Петрович обернулся на голос.
— Ну и что там на ваших порносайтах есть такого для меня нового, чего бы я еще не видел? Да я за свои семьдесят такого насмотрелся, что вам и не снилось.
Ответом был взрыв такого гомерического хохота, что, казалось, зазвенели стекла окна. Когда смех утих, все тот же Валентин Сергеевич пристал к Виктору Петровичу:
— Расскажите, расскажите! Что там у вас было такого, Виктор Петрович!
Остальные находившиеся в комнате хором присоединились к просьбе.
— Ну, ладно. Расскажу, только не перебивайте, что длинно рассказываю. А то еще дольше будет.
И продолжил:
— Помните, как на весь мир одной дамой было заявлено, что в Советском Союзе секса нет? Но как же тогда численность населения достигла после войны 150 миллионов, я вас спрашиваю?
В апреле 1941 умер отец. Мне в ту пору четвертый год шел. И семья (мама, брат и я) переехала в Кант, городок недалеко от Фрунзе-столицы Киргизии. Почему туда? Просто в Киргизии жили оба мамины брата и бабушка — мамина мама.
Ну а дальше буду рассказ вести от третьего лица. Так интереснее будет.
Это сейчас Кант знаменит на весь мир тем, что Россия в пику американцам восстановила советскую авиабазу. А тогда это был не городишко даже, а так, поселочек, рассыпавший домишки вокруг сахарного завода. Поселок, на сколько хватал глаз, окружали поля сахарной свеклы, кукурузы. Кое — где зеленели делянки клевера. Большой Чуйский канал или БЧК делил поселок на две неравные части. Большая часть грудилась у сахарного завода. Домики из саманного кирпича, как правило, утопали в садах. Был здесь и большой пруд, в который завод по широкому деревянному желобу спускал отходы после очистки сахарной свеклы. Это бывало по осени, когда начинался сезон уборки сахарной свеклы. Тогда желоб окружали местные жители и из быстро несущегося по нему потока воды вылавливали обрезки свеклы на корм скоту. Кроме того, на заводе можно было купить «жом» — этакую серую массу, образовывавшуюся после варки и отжима сахарной свеклы при производстве сахара.
На этот случай почти у каждого дома, где имелась корова, свиньи, в общем, какая-нибудь живность, были выкопаны погреба для хранения этого самого жома.
Дом, где жила бабушка с младшим своим сыном Владимиром, тоже был из саманных кирпичей с высокой камышовой крышей. И всего — то в нем было две комнаты. В одной жили хозяева – киргизы: немолодой уже хозяин, отец семейства, хозяйка – мать семейства и двое детей. Старший — мальчик лет десяти и девочка, которой было не больше лет пять. Дом, наверное, был построен недавно, так как ни огорода, ни сада не было. Не был огражден даже двор. Напротив дверей дома был сооружен большой навес, под которым летом, собственно, и протекала вся жизнь. Под его обширной крышей умещались обширное на низких ножках дощатое сооружение, окруженное коврами, лежавшими прямо на земле, и две кровати. Это сооружение служило обеденным столом всем жителям дома. А еще здесь же чуть в стороне от навеса была небольшая печурка с чугунной плитой на две конфорки и яма, полная золы. На печурке по очереди готовили еду Витькина бабушка и хозяйка дома довольно дородная в годах уже женщина. Котлом же пользовалась только хозяйка – апа (мама по — киргизки). Раз в неделю в яме разводился огонь. Топливом служили «кизяки», «курай» — собранная в поле трава с высокими толстыми стеблями, и все другое, что могло гореть. Когда в яме разгорался огонь, на нее ставили низенькое из толстых железных прутьев сооружение на трех ногах и на него громоздили большой котел. Апа приносила откуда – то два ведра сметаны и выливала ее в котел. Принеся из дому большую с длинной ручкой ложку, начинала помешивать в котле сметану. Процесс этот продолжался долго. Сынишка и дочка бегали в поле, притаскивали охапки курая и подкладывали его небольшими пучками в костер. Поначалу Витька только издалека наблюдал за этим действом, но благодушная улыбка апы быстро рассеяла его стеснительность, и он присоединился к компании брата и его сестры, помогая им собирать топливо. Но это было спустя несколько дней их с мамой жизни на новом месте.
А в день приезда, ближе к вечеру произошло нечто, что показало Витьке: это не Лузино, и ходить здесь, где попало нельзя, или, во всяком случае, надо с осторожностью.
Когда в середине дня Витькино семейство приехало на станцию Кант, их встретила только бабушка. Дядя Володя был на работе. Работал он на сахарном заводе грузчиком. Под вечер бабушка, хлопотала возле печурки, готовя ужин. Витька крутился около нее.
Помешав в очередной раз варево в чугунке, бабушка накрыла его крышкой, и, глянув в даль, в поле, вдруг произнесла: «А вон и дядя Володя с работы идет. Беги, встречай». Витька посмотрел по направлению бабушкиного взгляда. По дороге, огибавшей покрытый жухлой уже травой пустырь, лежавший между домом и заводским прудом, шел мужчина. Витька рванулся с места и понесся через пустырь, срезая путь. Но не тут – то было. Не пробежав и пяти метров, Витька вдруг почувствовал жуткую боль в подошвах ног. Плюхнувшись на траву, он ощутил такую же боль и на заднице. Не понимая в чем дело, Витька обхватил правую ногу обеими руками и задрал ее, чтобы посмотреть, почему так больно. Из подошвы ноги торчали какие – то бурого цвета кругленькие продолговатые, похожие на мокриц, в изобилии водившихся у них в домашнем подполе в Лузино. Витька ухватился за одну из них и потянул. Штуковина легко отделиласьот ноги, но из подошвы в этом месте засочилась кровь. Так и сидел Витька в недоумении, что же делать, пока дядя Володя не подошел к нему и взял его на руки. Этот урок Витька запомнил на всю жизнь…
Мало по малу, сметана ,которую апа мешала в котле, меняла белый цвет на слегка коричневатый, становилась более жидкой. В конце — концов, в котле оказывалась жидкая почти прозрачная масса, которую апа начинала осторожно вычерпывать и наполнять ею глиняные горшки. На дне котла оставалась густая коричневая масса, состоявшая из мелких крупинок. Брат с сестрой к этому моменту уже стояли возле апы, держа в руках по пиалушки. Апа щедро наполняла их оставшейся в котле массой, ребята усаживались тут же у костра на землю, скрестив ноги, и, примостив между ними пиалушки, начинали пальцами вылавливать содержимое и отправлять его в рот. В первый день, когда Витька присутствовал при этой процедуре, он остался стоять возле апы, в недоумении наблюдая за действиями брата и сестры. Его созерцание прервал голос апы.
«Ну что же, ты? Неси пиалу» — обратилась по-русски к Витьке апа.
Витька метнулся к бабушке за пиалой. Усевшись рядом с братом и сестрой на землю, Витька, как и они, окунул палец в коричневую массу и сунул его в рот. «Вкуснотища!» — определил Витька. В чем заключалась эта «вкуснотища» он сказать бы не смог, но ел с удовольствием. Прелесть еще заключалась и в том, что поглощение содержимого пиалы проходило без каких – либо столовых приборов, рукой…