Когда Мишка попросил Ленку найти портновский метр, я понял, что в его извращённую голову пришла очередная идея насчёт платья, открывающего попку, смирительной рубашки или ещё какой-нибудь гадости.
На этот раз Мишка померил у девчонок только расстояние от затылка до конца попки, а на все мои вопросы только довольно хихикал и бормотал, что «…даже десять сантиметров лишних останется». Никто не понял, в чём дело, но голышки начали пищать заранее — они знали, что хорошего ждать не приходится.
Прошла где-то неделя, когда Мишка, сияя, прикатил к нам с Ленкой старую зимнюю закрытую детскую коляску. Я даже сначала подумал, что там ребёнок лежит — коляска была аккуратно накрыта одеяльцем, колпак над головой поднят и занавешен плотной марлей, погремушки на резинке висят… Внутрь посмотреть Мишка никому не дал, оставил коляску в прихожей, а сам занялся малышками-голышками — Ирка пришла на полчаса раньше.
Так как Мишка сразу начал дрессировать девчонок, я понял, что надо испытать какой-то новый прибабах и стал ему помогать. Наших дурочек было легко спровоцировать на непослушание, так что скоро поводов их наказать было полно. Но Мишка только пыхтел и грозился — ясно, готовилось что-то серьёзное, раз он ни одной из них даже «школьницы» не сделал…
После очередного Иркиного выбрыка Мишка глубокомысленно заявил, что большие девочки слушаться обязаны. Ирка, конечно, тут же завякала, что они с Ленкой ещё совсем маленькие.
— Угу, — сказал Мишка, — а маленькие девочки должны лежать в коляске!
Я думал, что он хочет запеленать Ирку, но когда Мишка откинул одеяло, я увидел,что по бортам коляски приклёпано по четыре напульсника. Внутри лежал матрасик с простынкой и маленькая подушка. Ирка даже похихикала, пока Мишка её засовывал. Конечно, ноги у неё почти полностью свисали наружу. Но Мишка сказал, что сейчас мы всё увидим. Он пристегнул Иркины руки около подмышек и у запястий к бортам коляски, потом согнул ей ножки так, что коленки оказались у плеч. Напульсники пришлись как раз под коленки и у голеней.
Ирка полностью уместилась в коляску. Она лежала на спине с широко разведёнными ножками и, когда Мишка для проверки пощекотал ей ступню, оказалось, что дёргаться она не может, даже лапу убрать — и то нет.
— А ещё маленькие девочки сосут соску, — заявил Мишка, вставляя Ирке в рот её
кляп — резинового утёнка. Я думал, что этим всё и кончилось. Но Мишка, ласково похлопав Ирку по попке, вдруг выдал…
— А теперь — на прогулку!
И мы действительно одели Ленку, собрались и пошли гулять! Ирка была укрыта одеялом, голова занавешена кисеёй, так что, кто там в коляске — видно не было. Но что Ирка чувствовала — сам представь!
А Мишка торжественно прикатил её в парк за четыре квартала от нас. Мы сели на скамейку в тихой аллейке.
— Наша малышка должна подышать воздухом, — заявил Мишка, задирая одеяльце. Мы-то, конечно, видели, что никаких прохожих нет. Но полностью раскрытая Ирка могла видеть только небо и деревья. Она знала только, что лежит голышом посреди улицы с раздвинутыми ножками и в любой момент к ней в коляску может заглянуть кто угодно. И Ирка протестовала, как могла — отчаянно пищала своим утёнком…
Мы дали ей подышать свежим воздухом не меньше десяти минут (ей, ясно, показалось, что десять лет прошло). Потом Мишка достал из кармана коляски детский крем — «маленьким девочкам полезно»…
Он только собрался намазать Ирке письку и попку, но, разведя ей губки, присвиснул.
— Глянь-ка, — сказал он мне.
Я провёл рукой. Иркина писька была мокрая, хоть выжми. Её это возбуждало!
Мишка смазывал её долго и тщательно, но кончить так и не дал. А укрыл он Ирку только на выходе из парка…
Вот так появилось самое страшное наказание для девчонок. Достаточно было только намекнуть на коляску, чтобы малышка-голышка стала шёлковой. Но, конечно, и она, и Ленка не раз ещё так «гуляли»… Был в этом особый кайф — посреди людной улицы, сделав вид, что поправляешь одеяло, сунуть под него руку и потрепать тёплую и упругую девчачью письку!
Со временем мы убедились, что со стороны совершенно ничего незаметно и тогда уж окончательно обнаглели. И никому-никому из ждущих автобуса на переполненной остановке, стоящих в очереди в магазине, отдыхающих на скамейке в парке ни разу не пришло в голову, что ребёнку, который лежит в коляске не дальше метра от них, на десяток лет больше, чем можно подумать, и что весёлый писк резиновой игрушки — это на самом деле безнадёжная жалоба измученного подростка, которого опытная рука вот уже сколько времени бесчеловечно удерживает на грани оргазма, но так и не разрешит кончить не только до конца «прогулки», но до самого невообразимо далёкого вечера…