— Оскар, после того что сказала мне твоя мама, я очень удивлен твоей агрессивностью.
— Почему? Что она тебе говорила?
— Она сказала, что ты — гей.
Оскар отшатнулся. Неужели преступлениям его матери нет предела? Типично для многих молодых людей, которые не были ультра-мужественными, Оскар всегда подсознательно беспокоился о том, что некоторые могут счесть его геем. Одно дело, что так думала его мать, но рассказывать совершенно незнакомым людям, предварительно не поговорив с ним, было ужасно омерзительным. Почему она не спросила об этом его? Ее вера, ее высокомерие, что она все знает лучше всех, приводили его в ярость. В этот момент неосознанное желание причинить боль трансформировалось в желание убить. Согласованный план Б, ограниченное нападение на их мать, был отвергнут в пользу пьяного, созревшего в два часа ночи, плана А.
Кевин наблюдал за игрой эмоций на лице своего брата. Имея психическую связь с братом, он понял, что за этим последует. С бесстрастием, которого не хватало его брату, он закричал:
— Братан, План Б, ПЛАН Б!
Этот крик попал в глухие, разъяренные уши. Оскар отвернулся от репортера, сделал четыре шага и посмотрел на мать. Он изо всех сил старался сохранить свой голос ниже ста двадцати децибел. Ему это удалось, но он не смог сдержать в своем голосе злобу:
— Почему ты не скажешь ему, мама? Скажи ему, что Филипп Дю Монт никогда тебя не любил. Что он использовал тебя, чтобы добраться до нас. Что когда он жил с нами, в то время как наш отец, наш защитник, уехал, после того как он пробрался к тебе в папину постель; он часто навещал нас в нашей. Как ты пригласила хищника в наш дом и ничего не сделала, в то время как он насиловал твоих детей.
Чувства и эмоции в комнате в этот момент были слишком шокирующими и несопоставимыми, чтобы их описать.
Оскар ждал, пока значение его слов дойдет до матери, желая вернуть хотя бы часть той боли, что она обрушила на него, его брата и его отца.
Кевин был слегка шокирован тем, что они так быстро потеряли контроль над ситуацией. Их план Б, чтобы ограничить эту дезинформацию только их матерью и, возможно, Аврил Дю Монт, был отменен в пользу плана А, первоначального ядерного варианта. Однако это не помешало ему поддержать своего младшего брата.
Джон был потрясен, затем взволновался. Он знал, насколько велика эта история. Прошло ровно семнадцать и две десятые секунды, прежде чем в его сознание оптимистично вошло слово «Пулитцер».
Карен, уже пошатнувшаяся от неуверенности в себе и чувства вины, не могла осознать, что сказал Оскар. Несоответствие между изображением Филиппа, которым она дорожила, и существом, которое описывал ее сын, было слишком большим. Ее сознательный разум боролся, чтобы остановить бегство в бессознательное. Последний желал все полностью отрицать. Предыдущий же хотел обнять и защитить своих детей. Она оторвала взгляд от Оскара и посмотрела на Кевина, который согласно кивнул.
Обладая естественной объективностью, свойственной журналистам, Джон первым открыто среагировал на этот эффект разорвавшейся бомбы. Он повернулся к Карен:
— Пожалуйста, скажите мне, что вы не знали о том, что происходило. Ваше увлечение Филиппом, конечно же, не смогло бы заставить вас мириться с этим.
В голове Карен бушевала битва. Любовь, прекрасные воспоминания, воспоминания об удовольствиях бродили по кругу, чтобы противостоять натиску сомнений и последствий этого ужасного откровения. Возможно, это была бы ничья, если бы не пятая колонна. Враг в лагере. В то время как ее новое знание стучалось в ворота, ее собственная скрытая вина снимала защелку изнутри. Сотни аргументов боролись за то, чтобы быть услышанными. Один из них был, что это — ложь. Роб был прав: эксперт обманул ее и полностью использовал. Внешним проявлением всего этого конфликта было то, что она откинулась на спинку стула, с открытыми глазами глядя прямо перед собой, бормоча бессвязные слова. Джон поспешно отступил. Ему нужно было подать историю. Он вернется позже, чтобы узнать подробности. Возможно, когда атмосфера не будет такой ядовитой.
Два младших Макдональдса тихо посовещались и ждали, чтобы поговорить со своей матерью, когда она вернется. Решили сыграть по обстоятельствам. Если она, наконец, проявит раскаяние, они скажут ей правду. Если же она этого не сделает, то намажут толще. Эта логика была ошибочной. Дела хуже не быть уже могли.
Чтобы оправдать свое прошлое поведение перед собственной совестью на протяжении многих лет, Карен выделила часть своей души в безопасности за стеной, но плохие элементы разъедали, атрофировались, сгнивали. Эта гниль начала поражать защищающие ее стены. Теперь они рушились.
***
На обратном пути с горы Роял Роб проанализировал результаты своих действий. Несмотря на удовлетворение, он знал, что они никогда не станут достоянием общественности. Как сделать больно мертвому? Если указать Филиппа в качестве похитителя жен, то это займет тридцать седьмую страницу любой газеты, сразу после раздела «Лемминги на продажу». Разочарованный, он вернулся к методике мышления, которая работала на него в прошлом. Перестать об этом думать. Иногда решение приходит неожиданно.
Он остановился в придорожном ресторане на очень поздний обед. Зайдя в местный вайфай, он прочитал электронное письмо своих сыновей, вернулся к своей машине и какое-то время был взволнован. Вернувшись на дорогу, он позвонил Кевину и был приятно удивлен, что оба мальчика уже были в городе. Они договорились встретиться в отеле как можно скорее.
Встреча прошла, мягко говоря, в экстазе. Годы вины и разочарования уступили место непреодолимой любви, которой так долго не хватало. Когда он почувствовал, что его сыновья разделяют его желание навредить памяти Филиппа и его сообщников, Роб поделился с ними своими дневными делами. Кевин и Оскар захохотали, когда Роб рассказал о своем втором посещении дома на горе Роял.
Таким образом, прошло около трех часов после воссоединения, когда сыновья Роба рассказали свою собственную историю о возмездии. Они начали с объяснения своей мотивации — разрушить приятные воспоминания матери и нанести посмертный ущерб Филиппу в качестве подарка и оливковой ветви отцу.
Роб слушал рассказ с нарастающим ужасом. После того как они быстро добавили, что обвинения против любовника их матери были полностью вымышленными, у него возник конфликт. Будучи более зрелым мужчиной и отцом, он знал, что обвинять кого-то в растлении малолетних — настолько плохо, насколько лишь возможно. В глубине души он гордился их тактикой, но в то же время был потрясен. Когда они описали воздействие на свою мать, прозвенел сигнал тревоги.
— К тому времени, когда вы, ребята, ушли, она уже была в порядке?
— Гм, я думаю, да. Она пробормотала что-то о желании побыть одной. — Неуверенный ответ Оскара не успокоил Роба. Он повернулся к Кевину, выражение лица которого не уменьшило его опасения. Он мог ненавидеть то, что сделала Карен, и хотеть с ней развестись, но он не хотел ее уничтожать.
По молчаливому соглашению все они запрыгнули в машину Роба и направились домой.
***
После долгих слез Аврил ехала четыре часа на встречу с Карен, ей требовалось рассказать кому-нибудь, кто действительно знал и любил Филиппа, о том непростительном, что совершил Роб. Видеть такое осквернение праха ее покойного великого мужа было просто… ужасно. Как женщина, Аврил точно знала, как избавиться от боли: надо поделиться ею с кем-то, кто любил Филиппа так же сильно, как и она.
То прекрасное, что разделяли Карен и ее Филипп, уже превратилось в гангрену. Вдали от гипнотического влияния Филиппа ее собственные воспоминания, очищенные словно аэрографом, начали показывать трещины, вторгаясь в реальность. А реальность рисовала гораздо более жестокой кистью. Более уродливые штрихи.
Она вспомнила то время, когда впервые узнала о различных интрижках своего мужа. Как же они ее злили. Нет, не злили… делали …