Ответа от отца на их электронное письмо не было, и он все еще не отвечал на свой телефон. Они оба почувствовали по этому поводу некоторое облегчение. Если бы он узнал об их плане, то, они оба были почти уверены, запретил бы его. Это поставило бы их в трудное положение: отказаться от того, что, по их мнению, им действительно требовалось сделать, или спорить с ним. Этого никто не хотел. Не сейчас.
На подъездной дорожке стояла незнакомая машина. Они вошли в незапертую парадную дверь. Увидев сыновей, Карен была удивлена и обрадована. Она совершенно не замечала, что их ответные приветствия были неестественными. Она затащила их в гостиную и представила мужчине, сидящему на диване с записной книжкой. Джон был репортером национального художественного журнала.
Оскар проследил направление взгляда Кевина на портрет их матери, поставленный на каминную полку. Обнаженный, очень сексуальный портрет их матери. Как и Кевин, он съежился и быстро отвел взгляд. Он не хотел, чтобы в его голове был этот ее образ.
Джон отметил их реакцию, пожав руки обоим.
— Ваша мама только что рассказала мне об этой великолепной картине и о ее романе с Филиппом Дю Монт. Я пишу статью о картине и о том, что она станет центральным элементом предстоящей выставки Дю Монт.
Кевин и Оскар, как один, повернулись и в шоке уставились на мать. Она ответила им решительным взглядом.
— Что случилось? Теперь, когда ваш отец все знает, я, наконец, могу открыто говорить правду. Я любила Филиппа, и теперь могу почтить эту любовь и картину, которая прославляет ее.
Она, было, перестала смущаться, когда, наконец, заметила враждебность в ошеломленных взглядах на их лицах.
— Слушайте, мне очень жаль, что ваш отец узнал о моем романе с Филиппом, но это была не моя вина. Кота из мешка выпустила ваша тетя Аврил. Ваш отец на некоторое время уехал, пока не сможет смириться с этим.
Когда, наконец, ответил Кевин, он буквально срывался.
— А что насчет папы? Тебе мало того, что ты исподтишка изменяла ему двадцать лет. Теперь ты хочешь унизить его перед всем миром? Ты хочешь всем и каждому трубить о том, что он — рогоносец не только в чертовой статье в журнале, но еще и публичной демонстрацией этой картины?
Карен немного испугалась пылкости Кевина.
— Мне очень жаль, что вы расстроены, но я горжусь своими отношениями с Филиппом, и, кроме того, публичность пойдет на пользу выставке. На самом деле, очень лестно, что первое, что увидят люди, входя в дверь, будет мой портрет. Вашему отцу придется с этим смириться. Я уверена, что, в конце концов, он это сделает, поскольку он всегда полностью понимал мои потребности.
Оба сына были ошеломлены. Теперь они поняли гнев своего отца из-за полного отсутствия раскаяния у Карен. Никакого раскаяния и нулевое уважение к отцовским чувствам.
Повисла очень неловкая тишина. Джон, самый чуткий в комнате, почувствовал себя обязанным как бы поднять температуру разговора.
— Ваша мать сказала мне, что вы знали о ее романе, и что Филипп действительно помог вас растить, когда ваш отец бросил семью.
Оскар действовал чисто рефлекторно против человека, который напал на его отца. Его действия частично подпитывались чувством вины. В три быстрых шага он добрался до того, как мужчина меньше него ростом успел подняться на ноги для защиты. Это позволило Оскару поднять его за лацканы. Слюна попала в лицо Джона, когда у Оскара буквально пошла пена изо рта:
— Мой отец не бросал нас! Никогда! Его призвали служить во флоте во время первой войны в Персидском заливе. С каких это пор мы говорим, что люди, служащие своей стране, бросили свои семьи? Если вы, блядь, осмелитесь сказать в вашей статье, что папа нас бросил, я подам в суд на вашу задницу. Вашу и вашего гребаного журнала. Пока мой отец воевал там, и в него стреляли, этот образец материнства и женственности, вон, счел возможным трахаться с ничтожеством, о котором вы пишете статью, с человеком, недостойным лизать сапоги моего отца!
На протяжении всей этой тирады Оскар не спускал глаз с Джона, поэтому не видел выражения на лице матери. Кевин же видел. Карен побледнела как полотно.
— А не сказала ли она вам также, что трахалась с ним в течение года, прежде чем моего отца призвали, и в течение многих лет после того, как он вернулся? Рассказывала она вам, что обычно водила нас к нему и оставляла снаружи, пока сама была в спальне с Филиппом, черт возьми, Дю Монт? — Джон покачал головой. Не удовлетворившись ответом Джона, Оскар выплюнул:
— Так что, если вы хотите поговорить о том, как кого-то бросают, поговорите с ней об этом.
Его гнев утих, Оскар отпустил его, и Джон упал на диван.
— Не говорила ли она вам также, что приказала нам ничего не говорить папе? Что, мол, если мы это сделаем, это разрушит семью? Что она солгала нам, когда говорила, что папа знал о ее романе, но не хотел, чтобы кто-нибудь публично это признавал? Что конфликт, который это вызвало у нас, вбил клин между нами обоими и папой? Что он заставил меня потерять уважение к своему отцу и побудил меня покинуть дом, едва я смог, и с трудом разговаривать с ним в последние четыре года?
Взгляд Джона оторвался от сердитого лица Оскара и переключился на его брата. Кевин кивнул, соглашаясь с братом. Выражение лица Джона автоматически стало выражением отвращения, когда он перевел взгляд на Карен.
Она увидела этот взгляд, и годы самообмана начали рушиться. Еще четыре месяца назад у нее было все: муж, который ей поклонялся, сыновья, которые любили ее, и экзотический, утонченный французский любовник. Любовник, наличие которого было оправдано до тех пор, пока Роб ничего не знал. Конечно, ей пришлось сделать несколько сомнительных вещей, чтобы сохранить секрет, но никогда ничего неоправданного. Еще до того как мальчики вернулись домой, она увидела в глазах репортера, что он понял, что чистая и незапятнанная любовь, которую она испытывала к Филиппу, оправдывала обман.
Теперь ее возлюбленный мертв, и она понимала, что столкнется с многомесячными обвинениями со стороны мужа и сыновей, пока все не нормализуется. Гораздо хуже, чем это, были ее внутренние демоны. Она выжила, когда Роб сказал ей, что ее роман был неправильным. Своими действиями ее сыновья только что сказали ей то же самое. Это тоже было разрушительным, но выжить было можно. На самом деле они были просто детьми. Наивными и не битыми жизнью, не разбирающимися в обычаях мира. Нет, осуждение на лице нейтральной стороны, лице, которое еще пять минут назад не выражало ничего, кроме одобрения ее действий за двадцать лет, наконец, прорвало ее защиту. Он был человеком, давно знавшим мир искусства, и тем не менее тоже не одобрял ее действий.
Она ошибалась. Она поняла это, потому что это выражение лица Джона открыло шлюзы, высвободив годы подавляемой вины.
С таким количеством ненависти и осуждения, окружавшего ее из трех источников, которые никогда не должны были быть угрозами для нее, разум Карен вернулся к единственной прекрасной вещи, оставшейся в ее жизни. Ее воспоминаниям о Филиппе Дю Монт. Внутренне она вспоминала. Внешне она улыбнулась. Улыбка была истолкована неверно всеми тремя присутствующими свидетелями и спровоцировала ад.
Двое свидетелей, Кевин и Оскар, истолковали эту улыбку как свидетельство того, что им до сих пор не удалось убедить свою мать признать какой-либо грех с ее стороны. Это сводило их с ума.
Джон, третий свидетель, подумал, что улыбка была вызвана гордостью, которую эта женщина испытывала за свои годы успешной тактики прикрытия. По его мнению, это было неправильно. Тишина была очень неудобной. Улыбка на лице Карен исчезла, когда ее разум вернулся к реальности. Она поняла, что ей предстоит многое сделать. Бросив взгляд на картину дабы обрести смелость, она собралась с мыслями и приготовилась говорить. Сверхчувствительный Джон пытался сменить тему и опередить ее:…