границу Кувейта. Телеграмма пришла шестого августа. Через два дня я ушел и девятого августа проснулся на борту «Айка». Следующие десять месяцев моей жизни были чем-то похожим на кошмар, разыгравшийся над Персидским заливом, Саудовской Аравией, Кувейтом и Ираком.
Единственное, что удерживало меня в здравом уме, — это вера в то, что дома ждали любящая жена и два невероятных мальчика. Все они были моими, и я стремился к ним домой. Когда во время полета на моем Груммане F-14 Томкэт загорелся двигатель, я знал, что выживу, потому что меня ждала Карен. Я летел с «Эйзенхауэра» в Саудовскую Аравию. Это было 16 января 1991 года, за день до того, как начались воздушные бои. Я не волновался. Мы с пилотом пробежались по процедурам перезапуска двигателя. Каждая попытка проваливалась, вплоть до последней, совсем уж отчаянной. Она не должна была сработать — в книге говорилось, что она не сработает, — но сработала.
Полдюжины раз я видел, как умирают мужчины, иногда настолько близко от меня, что меня забрызгивало их кровью. Отказ кабелей, крушение самолетов, и в моих обслуживающих бригадах пострадавших было больше, чем среди пилотов. Это — проза войны. Побочные жертвы всегда самые большие по количеству и наименее хорошо регистрируемые. Несчастные случаи происходят, когда мужчины под огромным стрессом пытаются сделать то, что сделать невозможно. Мы забрасывали в небо летательные аппараты тяжелее воздуха и благополучно принимали их обратно… большую часть времени.
Неважно, главное — дома, в безопасности меня ждали Карен и мальчики. Часть Рождества 1990 года они провели в Монреале. До сих пор я не знал почему. Я помню, как Кевин взволнованно рассказывал о своем пребывании в чужом городе и о двух девочках, сестрах Симоне и Сьюзан. Ни о ком другом не упоминалось, и еще почти шестилетнему ребенку не было до конца понятно, что у него плохая телефонная связь с другой стороны мира. При каждом удобном случае я говорил Карен, что люблю ее, но это выпадало нечасто и, по-видимому, было недостаточно, хотя к тому времени, когда я уехал, роман длился уже как год.
— Она любит тебя нежно и всем сердцем. Филипп был ее вторым мужчиной, ее миниатюрной страстью, ее старшим опытным любовником. У нее не было большого опыта. Как говорится, им нравилось быть влюбленными, — сказала она, глядя на меня, как будто это объяснение должно было что-то значить.
— Когда три месяца назад Филипп умер от инсульта, она пришла на его похороны. Я спросила ее о тебе, и она сказала, что с тобой все хорошо. Она сказала, что последний из мальчиков съехал, и вы с ней были по-прежнему счастливы и все еще любили друг друга. Я была рада за нее даже в моем горе. Я привезла картину, поскольку Филипп просил передать ее ей. Я должна была понять и подарить ее еще ей тогда. Она великолепна, не так ли? — спросила она, глядя на меня в поисках подтверждения.
Я встал и пошел вперед, глядя прямо на доказательства полного предательства моей жены.
— Она очень красивая. Он запечатлел ее лучше, чем любая фотография. Очень точно запечатлел ее. Красивая шлюха, — сказал я.
Аврил ахнула:
— Нет! Нет! Ты должен понять, что их любовь была прекрасной и невинной. Пожалуйста, пойми, — умоляла она.
Я мог только покачать головой.
Полчаса она пыталась меня в чем-то убедить, я даже не понял в чем. Она не решалась оставить картину, чтобы я не уничтожил ее.
— Она очень ценна. Пожалуйста, пообещай мне, что ты благополучно передашь его Карен, — сказала она.
— Почему бы и нет? Я не трону ее с того места, где она стоит. Теперь она для меня никто.
Аврил ушла, все еще объясняясь и тихо плача.
— Пожалуйста, поговори с Карен… не делай глупостей. Не позволяй этому сделать тебя несчастным… — говорила она, пока за ней не закрылась дверь. И за моей жизнью, какой я ее знал.
Карен
Мой ранний утренний рейс из Чикаго прибывал в аэропорт Лос-Анджелеса вовремя, чуть позже полудня. Лос-Анджелес — мой нелюбимый город. По крайней мере, в этом смысле я — типичная жительница Нью-Йорка, хотя родилась и выросла в Вест-Питтстоне, штат Пенсильвания. Мой муж, Роб, — настоящий житель Нью-Йорка. Бывший моряк, я думаю, он съежится и умрет в этой пустыне.
В аэропорту меня встречали мой сын Оскар и его «друг» Марк. Почему-то я не должна знать, что он — гей, и что они с Марком — пара. Двадцать два года назад я родила пухлого ангелочка весом в три и семь десятых килограмма. Теперь это — худой молодой человек ростом метр девяносто, который обнимает меня медвежьими объятиями. По непонятной мне причине он чуждается своего отца.
Роб любит своего сына, но между ними растет пропасть. Мужчины так часто остаются загадкой — и что делать женщине? Роб понятия не имеет, что его сын — гей. Мой Роб — это то, что другие мужчины называют собственно мужчиной. Он крупный, а не просто высокий, внушительного вида, что скрывает, насколько он чувствителен. Моего мужа обижает отчуждение сына. Он никогда не столкнется с правдой о его сексуальной ситуации.
Я убеждена, что не существует проблем с двигателем, которые Роб не мог бы определить за несколько мгновениях, но не существует проблем во взаимоотношениях, которые он мог бы увидеть без помощи специально обученной собаки-поводыря. С людьми он безнадежен — за исключением, как я узнала, мужчин, находящихся под стрессом. Тогда он — источник вдохновения, за которым они следуют, как овцы на бойню. Я не должна это знать, но знаю.
Вечером мы идем в обеденный и танцевальный клуб. У него мексиканский колорит, но его посетители — это смесь люде, в основном, из англичан и азиатов. Есть ряд явно однополых пар, как мужчин, так и женщин, но также есть и явно гетеросексуальные или, по крайней мере, бисексуальные. Я получаю много взглядов от мужчин и женщин. В мои пятьдесят они все еще есть. Мой сын и его друг думают, что я древняя, но я надела короткую юбку и блузку с глубоким вырезом и собираюсь танцевать и хорошо провести время. Я замужем, а не мертва. Приятно быть пятидесятилетней, когда к тебе клеятся молодые парни. Я — не шлюха. Я не изменяю. Я была ровно с двумя мужчинами в своей жизни, и очень любила их обоих.
Роберт Макдональд, мой Роб, был моей первой любовью и будет моей последней. Филипп Дю Монт был моим вторым, и его недавняя смерть сильно ударила по мне. Мы годами не были истинными любовниками, но у нас были глубокие отношения, основанные на любви, дружбе и глубокой благодарности с моей стороны. Филипп был рядом, когда был мне нужен, а мой муж — не был.
Меня пригласил потанцевать агрессивный мужчина, которому, как мне кажется, лет тридцать. Даже с моими низкими каблуками он ниже меня, но компенсирует это энергией. Он — первый из многих мужчин, с которыми я танцую. Я слежу за временем. Я хочу позвонить Робу. Я думаю, мой муж смотрит фильм АРГО с Беном Аффлеком в главной роли. Это, вероятно, приведет его домой после полуночи в его временном поясе.
В девять тридцать по тихоокеанскому времени я извиннилась перед своим нынешним партнером по танцам и нашла тихое место за дверью женской комнаты, чтобы позвонить. Мой мобильный телефон выключен, я выключила его, садясь в самолет сегодня утром. Я старею и все забываю, так как не включила его снова. У меня есть пропущенный звонок от Аврил Дю Монт, которая, вероятно, хотела мне напомнить, что ретроспектива Филиппа находится на стадии планирования, и что я согласилась помочь. Я позвонила Робу, но звонок перешел прямо на голосовую почту. Я предполагаю, что он все еще в кино или, как и я, забыл снова включить свой телефон. Я позвонила на домашний и сказала на автоответчик:
«Роб, я добралась благополучно, позвони мне, когда получишь это сообщение».
Два часа спустя я опять танцую и удивляюсь, почему не звонит мой муж. Мы направляемся в квартиру Оскара и Марка, где я проваливаюсь в сон из-за смены часовых поясов. Я проснулась слишком …