— Да нет уж… Мне как-то не с руки… Достаточно и того, что сейчас здесь вместо него ты… Я ещё и тебя, как следует не знаю, чтобы делиться с тобою другими вещами…
— Так бога ради! Я отнюдь не против, чтобы ты меня лучше познала… Кстати, а как там моя змейка?
— Кажется, действительно, ожила… Но не уверена, что она в том же состоянии, что была недавно…
— В смысле твёрдости, или в смысле размера…
— В последнем смысле…
— Что ж, придётся ещё раз доказать тебе, что дело тут не в размерах сближающихся органов, а в том, как они сближаются… Вот я перекидываю своё тело на твоё, ты раздвигаешь бёдра и приподнимаешь колени, я, как и в первый раз, возлагаю их себе на плечи и, наконец, ввожу свою змею в твоё гнёздышко… Причём, заметь, именно эта поза позволяет ей проникнуть довольно далеко, чуть ли не до самого дна, так что тебе представляется, будто она необыкновенной длины… То же самое можно сказать и по поводу толщины, то бишь ширины …
Смотри, вот я снимаю твои голени со своих плеч, но не опускаю, а оставляю их и бёдра тесно прижатыми друг к дружке перед собой, то есть максимально сужаю твой цилиндр, делая свой поршенёк для него более приемлемым… Оставить так?
— Угу! – только и произносит она, шумно задышав и вцепившись ногтями в его бока.
Второй заход оказывается гораздо более длительным по времени. И Саше кажется, причём один за другим несколько раз, что ею достигнут пик наслаждения. От переполнявших её острых ощущений хочется кричать. Но из опасения обнаружить свои, мнит она, животные чувства, приходится, стиснув зубы, сдерживаться. И тем не менее, выдержать эту сладостную пытку до конца не удаётся. Едва только его змея начинает выплёвывать бисер из своего зева, как она полностью теряет контроль над собой, всё её тело трепещет, а из гортани вырываются какие-то утробные звуки…
— Ну как? – только и спрашиваетЛеонид, отпустив её ноги, но всё ещё оставаясь на ней и в ней.
Саша долго мочит, обняв его за поясницу… И только после того, как он, наконец, выходит из неё и располагается на спине рядом, возложив, между прочим её ладонь на свой мокрый и липкий уд, произносит:
— Да-а!
— Что, да?
— Уж и не помню, когда мне в последний раз приходилось испытывать такое…
— С мужем?
— Если быть откровенной, то навряд ли… Хотя, конечно, всякое случалось и с ним, особенно в начале нашей супружеской жизни… Но чтобы.. Нет, такое бывало только с первым моим воздыхателем… Но с ним – понятно. Об его отличительных особенностях я говорила. А ты, мой дорогуша, в этом плане мало чем отличаешься от него…
И вдруг, осмелев, легонько подбросив несколько раз на ладони предмет своей речи и как-то странно хихикнув, замечает:
— Вон он как быстро скукоживается, твой змеёныш…
— Да, он устал, взмок и весь в соплях, нуждается в отдыхе… Но ты особенно-то не позволяй ему скукоживаться…
— Может дать тебе салфетку или платок, чтобы вытереть его?
— Не обязательно… Лучше погладь его и мошонку, потряси их пальчиками… Вот так, молодчина!
— Молодцом был ты! Дай я тебя поцелую!
— Подлинным героем был мой змеёныш… Почему бы тебе его не поцеловать?..
— Нет, дорогой, подлинным героем был ты сам!.. Ишь как сумел ко мне приспособиться!.. Ты прав: дело, оказывается не в размерах, а в том, как … Разве это не твои слова? И разве не ты только что на деле доказывал их правдивость? Так что, не прибедняйся, пожалуйста!..
— Да я и не прибедняюсь… Но и забывать об инструменте негоже… Чтобы мы делали без него?.. Потому-то его и следует холить и лелеять…