И растворилась вся округа,
Дела забылись и слова…
Она стонала в каждом слоге,
Прося меня «ещё, ещё!»
Дружок поник, пролившись снова.
Не зная, буду ли прощён,
Скатился, уступая лоно
Разгорячённой и родной,
И награждён протяжным стоном
Сменивший, овладев женой.
Она в безумии металась,
Их именем моим звала,
И семя каждого вбиралось,
И страсть безудержной была.
А я смотрел, уйти не смея,
Оставив здесь свою любовь,
От горя плача, цепенея,
И, ко стыду, желая вновь.
К заре она совсем сомлела,
С трудом пройдя повторный круг.
В кисель расслабленное тело
Заполучил мой враг иль друг.
Деревенелый, до предела,
Все десять дюймов черенок,
Не толще, чем у племенного,
Любимой ткнулся между ног.
Он наживлялся еле-еле,
Под стоны на две трети вполз.
Переворот на белом теле,
И под супругой «дикий лось».
Друзья её сажали, с силой
Давя на плечи, нанизав,
Пока всего не поглотила,
Рубахой потной рот зажав.
А то б под утро пробудили
Деревни, спящие окрест,
Рыданья боли при насилье
Проникновенья – женский крест.
Потом у них пошло свободно,
Так, будто ежедневно. Шок.
Тесть зятю пособлял охотно,
Приподымая, как мешок,
Полубесчувственное тело,
Он многократно отпускал,
Растянутую до предела,
На раскалённый, как металл.
Вагиной с сиськами, не более,
Была для них моя жена,
И лишь для вскриков страсти с болями
Душа единственной нужна.