Тот тесть поигрывал с Татьяной,
Ласкал, то – клитор, то – соски.
То, вдруг, покрутит, то – оттянет,
То – между пальцев защемит.
Вот, так и ездила родная:
Тихонько ахая, скуля,
Скользя от края и до края,
По монстру, как простая бля.
И я готов был провалиться
От этих хлюпов между ног,
Почти бесчувственной блудницы,
Которой уберечь не смог.
И был стыдом клеймен сурово,
И был глазами обвинён,
Пока дружок раз восемь, снова,
Поскольку пенисом силён.
Когда же, я конца дождался,
Самец рычал, что было сил,
Минуты две опорожнялся,
И, всё, что можно, затопил.
Её с пытальщика подняли,
И уложили на песок,
И даже одевать не стали
Ни сарафан, ни босоног.
*
8
Заря сулила новый жар
И всё привычно возвращалось
К улыбкам всех неверных пар,
И новых клятв не обещалось.
Теперь я всех узнал легко:
Два Галкиных, и Вовкин братья,
Отец Володькин близ него,
И парень, наш, с работы. Здрасте!
Эх, только б он не разболтал!
Иначе после – хоть уволься!
Его, признаться, мало знал,
А если б знал, какая польза?
С женой на ручках поднялись
До самой Вовкиной усадьбы,
Очнулась, слезы пролились.
Стыдимся. Ласково сказать бы!
Одежду братья принесли,
А я не мог отлипнуть глазом:
По бёдрам с живота ползли
Подтёки – белая зараза.
Она, не глядя на меня,
Рассеяна в своём позоре,
Унижена при свете дня,
Забавой в ночь, ценою в горе.