Я покачал головой:
— Утром я уйду навсегда
Она поднялась с пола, медленно прошла к двери в коридор и, взявшись за косяк, обернулась ко мне. На ее лице играла жуткая улыбка:
— Сегодня Людмилу Разумовну и Лену вызывали в милицию — я вздрогнул. — Их возили на опознание В заброшенном карьере нашли тела троих человек Это были Олег Степанович, Костя и Женя У них пулевые ранения головы и прострелены колени
С этими словами она вышла из кухни, а я тяжело опустился на табуретку и обхватил голову руками. Червячок — а точнее огромный червяк-мутант — выбил дверь, выполз на освещенное место и смотрел на меня сверху вниз укоризненно и печально. Этого не может быть хотя Милана говорила что-то об этом я все равно не верю Боже, что же я натворил?
Я выпил все вино сам. Потом допил водку, что стояла в холодильнике у Оли. Потом нашел початую бутылку коньяка. Потом еще что-то — уже не помню
Очнулся я утром на лавочке у ее подъезда. Вероятно, она меня не пустила в квартиру
Ну что ж, значит, так тому и быть. Я привел себя в порядок в туалете кафе, в котором решил позавтракать. И загнал червяка обратно, заколотив дверь досками. Сам знаю, но теперь мне уж точно отступать некуда.
После завтрака отправился к Рудольфовичу
— Как насчет следующей недели? — на удивление спокойно спросил он после моего сообщения.
— Следующей недели? — от моей уверенности не осталось и следа.
— Ну да, зачем тянуть? Раз уж ты так серьезно настроен, да и Милана, как я понял, не против
— Хорошо, — кивнул я и нахмурился. Не нравится мне эта его сговорчивость. Что-то здесь не так
— Завтра прямо с утра перевози свои вещи. Я распоряжусь, чтобы подготовили комнату. А пока можешь быть свободен. У Миланы сегодня занятия до самого вечера. Подготовку к свадьбе начнем с завтрашнего дня
До самой темноты я бродил по парку. Это странно — я думал, что после разговора с ее отцом у меня на душе станет легче. Честно говоря, я ожидал, что он взбесится, бросится на меня с кулаками и криками: «Да как ты смеешь, ублюдок?» Это его спокойствие у меня окончательно выбило почву из-под ног. Не нравится мне это. Может, наплевать на все и вернуться домой? Посетить, наконец, могилу матери — как раз скоро девять дней
Нет, лучше пойду к Оле. Расскажу ей все, повинюсь-покаюсь, может, она меня простит Или даст какой-то дельный совет. Недаром же она меня настолько старше
Дверь я открыл своим ключом. В квартире было тихо, свет нигде не горел, и я решил, что она уже спала. Стараясь не шуметь, я прошел в комнату. Оля действительно уже лежала в постели — в тусклом свете ночника я различал ее темные рассыпавшиеся по подушке волосы.
А потом услышал звук — всхлип. И заметил, что ее плечи под одеялом вздрагивали. Я опустился на край постели, обнял ее и поцеловал в висок. Она развернулась ко мне и, не говоря ни слова, впилась в мои губы поцелуем.
Это было прощание — мы оба понимали это, хотя и не обменялись ни словом.
Именно поэтому я был с ней так нежен, а она так послушна и внимательна. Именно поэтому, целуясь, мы закрывали глаза, а наши руки блуждали по нашим телам, пытаясь запомнить все до мельчайших подробностей. Именно поэтому я старался вдохнуть как можно больше ее запаха и ощутить как можно больше ее вкуса. А ее движения и прикосновения были такими страстными и обреченными? Столько в ней было какой-то печали, что у меня щемило сердце и щипало в носу.
На этот раз мы действительно любили друг друга, а не просто трахались.
А потом уснули, крепко обнявшись
И утром я проснулся как никогда бодрым и решительным. Я столько сил потратил на то, чтобы это стало возможным, что теперь отступать просто некуда Впрочем, я уже, кажется, говорил об этом
В доме Миланы меня ждал как никогда вкусный и плотный завтрак — тосты, омлет, неизменный свежевыжатый сок и ароматный кофе. А потом мы с Миланой отправились за покупками.
Она щебетала как птица, смеялась, строила рожицы, периодически пыталась залезть мне в штаны, но я был холоден. Мне, конечно, безумно хотелось, но в последний момент что-то останавливало меня. Как какая-то тень, которая проходила между нами и заставляла меня смотреть на нее с подозрением. Но на поверку подозрения оказывались беспочвенными — она смеялась серебром, щедро сыпала улыбками и стреляла глазками, а потом тайком прижималась губами к моей щеке. И я таял. Но затем все повторялось снова.