Еще по дороге затарился водкой. Два ведра. Хотел купить еще, но постеснялся. Пью водку прямо из горла и огромным ножом для разделки мяса крошу ее бл*ядские вещи на тонкие полоски, напевая «Хэппи бёздэй ту ю». Хэппи бёздей, диар Таня. А потом с удовольствием блюю на кучу живописных цветных полосочек ткани и кожи. А ни х*я, я один живу. Кто мне сейчас скажет: «Что ты наделал, свинья пьяная?».
Ну, почему же до сих пор так больно? Как будто злобный карлик по имени, которое я вам всем не скажу, влез под кожу и режет изнутри маникюрными ножницами. Сердце уже давно сгорело, остыло и поросло травой. В душу харкнули, нассали, а сверху прошлись грязными сапогами. Сука, и ведь даже друзей нет, чтобы напиться и выматериться. И даже сказать, что все бабы — шлюхи, некому. Мой единственный друг распрощался со мной на причале и остался шуметь волнами дальше. Ему наплевать на мою боль. Оно готово только выпить меня до дна. Сыто рыгнуть и переварить.
Сплю на полу в гостиной. Никто не заставит меня лечь на нашу постель. Это чертову кровать выкину к х*ям прямо завтра. Воняю блевотиной, похмельем и отчаянием.
— Саша?
Собираю свою отупевшую голову по запчастям, поднимаю мутный взгляд. Танька стоит на пороге. Любимая, далекая и ненавистная.
— Пошла на х*й.
— Я пришла отдать тебе ключ от квартиры. И поговорить.
Идет на кухню, виляя бедрами. Короткая черная юбка обнажает верхний край чулка. Поговорить? Ну-ну. Я шесть месяцев был в рейсе. Поговорим, как светские люди.
Хватаю за бедра, усаживаю задницей на стол, раздвигаю ноги. Боится. В голубых глазах наливается страх. Опираюсь руками по бокам, приближаю губы к ее бл*дяским ярко-красным:
— Кто он, сука?
Хватается рукой за горло:
— Саша, не надо.
А теперь я делаю то, о чем мечтал с того самого телефонного разговора. Отвешиваю ей смачную оплеуху так, что кукольная голова поворачивается почти на сто восемьдесят.
— Кто он? Говори, бл*дь.
— Он… он очень богатый. Добрый и ласковый.
Я хихикаю, потом смеюсь, потом просто истерически ржу, опускаясь на пол по переборке.
— Тебе денег было мало? Тебе? Сука, ты же как Барби одевалась. Как эта гребаная кукла ходила. Тебе же все подружки завидовали.
Слезает со стола, строит из себя непонятую целку, бросает ключи на стол:
— Ты меня никогда не понимал.
И направляется к выходу из кухни, опять виляя задницей. Ни хера. Я полгода нюхал масло в машине. И просто так ты отсюда не уйдешь. Перехватываю в поясе, прижимаю телом к стене, чувствую ее взволнованную грудь под тонкой блузкой. Мягкая коленка легонько врезается между ног, и Танька бежит по коридору к выходу. Сссука. Хоть бы бить научилась по-человечески. А то так, просто приласкала. Поиграем? В кошки-мышки? Кто кого перегонит? Сбиваю с ног, падает лицом в пол, сгребаю в кулак длинные волосы.
— Показать, как бить надо? — хрипло шепчу в затылок.
Мотает головой, типа — не надо, я все поняла. Переворачиваю на спину. В разорванной блузке кружевной лифчик. Оттягиваю край, добираясь до темного кружка:
— Тебе всегда нравилось, как я целовал твою грудь.
Спускаюсь губами от мочки уха по шее к соскам.
— Нравилось? — спрашиваю и прикусываю вишневую горошину.