удовлетворение моей маленькой любимице. Она заслужила это, подумала я, за то, как весело она помогала нам в нашем любовном спектакле, и за ее общее хорошее настроение.
— В таком случае, мадемуазель, — сказал Виктóр, — Если Фаншетта опустится передо мной на колени и возьмет в руки мой инструмент или даже, если потребуется, немного поласкает его своим ротиком, то думаю, что при таком деликатном обращении он будет вынужден поднять голову, как подобает мужчине, и достаточно напряжется, чтобы щедро вознаградить ее за услугу, которую она мне окажет.
— Что скажешь, Фаншетта? — сказала я ей.
— Все, что угодно, моя дорогая госпожа, лишь бы унять ту жажду, которую я чувствую в своих потаенных уголках. Боюсь, что мне не поможет ничего, кроме крепкого мужского органа.
С этими словами взволнованная девушка бросилась на колени перед Виктóром и без всяких церемоний начала стягивать с него бриджи. Сделав это, она вытащила его член и яйца, но уже с гораздо бóльшей осторожностью. Стоит отметить, что хотя орган Виктóра и не смог налиться твердостью, когда ее рука впервые коснулась его, он выглядел набухшим намного больше, чем он был бы в состоянии абсолютного покоя, или примерно на две трети от того размера, который он принимал, будучи полностью напряженным. У меня есть основания полагать, что это вернейший признак существования огромного чувственного желания, и что мы все наполнены тем, что можно назвать животной, глубоко скрытой, живостью.
— Если я ошибаюсь, — продолжала Эмили, — то обращаюсь к таким опытным джентльменам, как отец Юстас и месье Огюст, с просьбой поправить меня, особенно по последнему моему утверждению.
— Должен заметить, — сказал святой отец, — что Эмили сделала очень правильное замечание. Опытный хирург не мог бы выразиться лучше, и я буду счастлив показать ей, насколько она права, в любое удобное для нее время.
— Благодарю вас, ваше преподобие, — очень скромно ответила Эмили. Затем она продолжила, — Схватив инструмент Виктóра в правую руку, Фаншетта начала двигать рукой вверх и вниз, лаская его. Я уверена, что если бы она терпеливо продолжила делать это в течение пяти минут, то без дальнейших затруднений достигла бы желаемой твердости. Но у бедняжки не хватило терпения. Я слышала, как она прошептала:
— Дорогой Виктóр, как мне представиться тебе? И как скоро ты будешь готов?
Он ответил, что, по его мнению, если бы она только опустилась на четвереньки на пол экипажа, ей было бы очень удобно.
— Кроме того, ты должна знать, Фаншетта, — добавил он, — что вид извивающихся задних конечностей девушки вызывает особую чувственность, весьма возбуждающую наполовину уставшего юношу. Думаю, что буду готов через три минуты.
— Три минуты, — воскликнула девушка. — Да ведь это целая вечность!
— Может быть, если ты возьмешь у меня в рот и отсосешь, это ускорит процесс? — предположил Виктóр.
Единственным ответом Фаншетт было то, что она немедленно взяла его член в рот и, как мне показалось, наполовину заглотила его. Я видела, как раздувались ее щеки, когда она ласкала его член своим язычком. Добрые последствия этого нового способа стали очевидны сразу же. Слабина Виктóра начала уходить, и я, которая пристально и, возможно, довольно ревниво следила за происходящим, заметила, как заискрились его глаза.
— А теперь, моя милочка, встань на четвереньки, и как можно быстрее!
Фаншетта немедленно приняла требуемую позу. Желая помочь ей, как она помогала мне, я притянула ее одежду к себе так, чтобы обнажить нижнюю часть ее тела до талии, после чего, положив руки ей на попку, я раздвинула ее половинки, приоткрыв оба ее отверстия, чтобы Виктóр мог сделать свой выбор. Он решительно выбрал киску, — подходящее место, посчитала я, хотя, конечно, впоследствии обстоятельства могли и изменить ситуацию. Впрочем, он мог подумать, что у него нет достаточной силы и твердости, необходимых для меньшего отверстия. Как бы то ни было, он проделал прекрасный вход, нежный и скользящий, отчасти, смею сказать, благодаря тому, что я по-деловому раскрыла навстречу ему интимные губки девушки. Сначала я подумала, что он не собирается делать больше, чем просто доставить моей хорошенькой спутнице удовольствие, и прибережет свой вновь восстановленный поток спермы, возможно, для меня. Но его похоть, казалось, возрастала с каждым новым толчком, и я стала меньше думать о своих собственных интересах и начала поощрять его выпады такими замечаниями, как: «Молодец, Виктóр! Какой у нее красивый упругий задок, правда? Какие красивые округлые бедра! Что за прекрасная маленькая дырочка! Вот так, пихай по самые яйца!»
Я осознала свою неосторожность только тогда, когда Фаншетта бурно кончила и испустила свой сливочный нектар. Я было решила, что Виктóр тогда выйдет и прибережет себя для своей молодой любовницы, но не тут-то было! Он продолжил свою работу и продолжил медленно долбить ее. Теперь Фаншетта действительно завелась, и обхватила мою левую ногу одной рукой, чтобы не выпасть головой вперед в дверцу кареты. Виктóр продолжал накачивать ее, меняя скорость и длину своих ударов. Он качнулся из стороны в сторону, чтобы растянуть сжимающие вход в устье губки, а затем возобновил свои страстные погружения. Наконец паж завершил свои похотливые упражнения, сделав один сильный толчок и замерев в жарких ножнах, одновременно тяжело навалившись на свою милую партнершу так, что она едва могла выдержать его вес.
Когда он снизошел до того, чтобы извлечь свое сладкое орудие и встать, даже не застегнувшись, то предложил освежиться фляжкой шампанского, которую достал из корзины, извлеченной из-под сиденья экипажа. Мы с благодарностью приняли это предложение. Я похвалила его за предусмотрительность и спросила, не возьмет ли он немного сам. Он ответил отрицательно, сказав, что выпьет немного бренди со старым Жаком, нашим кучером. Это должно было привести старика в хорошее расположение духа, а также улучшить его внешний вид, так как мы приближались к вилле, где нам предстояло обедать, и было бы неприлично, если бы он ехал в карете со своей молодой хозяйкой, пусть даже и по ее собственному прямому приказу. Это оказалось настолько предусмотрительно и умно, что я ничего не могла возразить против и одобрила его предложение.
Вскоре мы добрались до деревенской гостиницы, где хозяин принял меня со всем почтением, подобающим молодой леди из знатного рода. Кроме того, я была очень довольна, узнав, что моя мать послала вперед верхового курьера с приказом приготовить обед к нашему приезду.
Это было больше, чем я ожидала от нее, и в результате нас обслужили быстро и с комфортом. Я, конечно, пригласила горничную и Виктóра отобедать со мной. Когда я почти закончила свою трапезу, то услышала сильный шум, который, казалось, доносился из кухни гостиницы. Я уже подумывала попросить Виктóра выяснить, что все это значит, когда в комнату в сильнейшем ужасе и негодовании ворвалась хозяйка.
— Ах, мадемуазель, — воскликнула она, — эти ваши лакеи — сущие дьяволы! Настоящие дьяволы во плоти! Они позволяют себе непристойные вольности с моей горничной и кухаркой, этими двумя хорошими девушками, совершенно невинными в отношении подобных шалостей. Один из них поцеловал мою дочь Розалѝ и поклялся, что она очень хорошенькая девушка, и имел наглость спросить ее, так ли сладки ее губки между бедер, как и губки на ее лице!
— Почему же ваш муж не вмешивается, добрая женщина? — спросила я ее, — и что может сделать такая слабая девушка, как я против двух-трех похотливых мужчин?
— Мой муж! — воскликнула хозяйка пронзительно и возмущенно. — Черт бы его побрал! Он пил крепкий сидр с курьером все утро, пока более чем наполовину не опьянел! Теперь же вино, которое дали ему эти негодяи, опоило его до беспамятства, и он думает, что все эти ужасные дела — сплошные забавы и игры. Он сидит и смеется, как идиот!
А старый кучер мадемуазель сидит …