Тенгиз утвердительно ему кивнул:
— Я никогда друзей не обманываю…
Жилин пошел в душ, а из спальни на полусогнутых ногах вышла вся растрепанная Катя, по ногам которой из киски стекали ручейки спермы:
— А где Григорий?
— Моется в ванной, — ответил ей Тенгиз, — Молодец, девочка, он от тебя в восторге.
Тут Катя неожиданно заулыбалась:
— Я не только поэтому молодец, есть еще кое-что… — моя жена выдержала эффектную паузу, — Он в меня кончил два раза, а у меня сегодня опасные дни, так что…
Тенгиз поднял бокал и встал:
— Дима, давай выпьем за твою жену стоя – она просто богиня!
Потом Жилин вышел из ванны, одевшись в банный халат. Он сел за стол, усадил к себе на колени по-прежнему голую Катю и что-то шепнул ей на ухо. После чего моя жена обратилась ко мне:
— Дима, во-первых, не культурно при голой жене ходить в одежде, так что разденься до гола. А во-вторых, Григорий Михайлович абсолютно прав: когда ко мне приходят гости, мои любовники, то твое нахождение за столом является не желательным. Ты отвлекаешь всех от главного: от внимания к твоей жене, а это недопустимый эгоизм с твоей стороны. Поэтому, если хочешь находиться в этой комнате, то лезь под стол и обсасывай мне пальчики на ногах – я так люблю, когда ты это делаешь. А если нам что-нибудь понадобиться, то я дам тебе знать, и ты это сделаешь.
Что тут поделаешь, когда жена распоряжается нетерпящим возражений тоном. Я снял с себя всю одежду, залез под стол и с усердной нежностью стал облизывать и обсасывать каждый пальчик на ее прекрасной и родной ножке.
Компания выпивала и разговаривала (все темы крутились вокруг Кати: мужчины осыпали ее комплиментами, в которых с разными восхитительными эпитетами звучало слово – «шлюха»). Несколько раз по команде жены я вылезал из-под стола, приносил еще напитки, резал и подавал закуску. Когда было уже поздно компания засобиралась и Жилин сказал Кате:
— Собирайся, поедешь ко мне, посмотришь как я живу, увидишь свой будущий дом.
— Но я же раздета…
— А зачем тебе одеваться? Накинешь летний плащ на голое тело и поедем: одежда тебе все равно не понадобиться.
Когда они уходили, Катя бросила мне на прощание:
— Все, дорогой, я уехала, веди себя хорошо, приберись здесь после нас, вернусь… Короче, не знаю, когда вернусь, — на этих словах моей жены мужчины рассмеялись и захлопнули за собой дверь.
И я опять один, опять в гостиничном номере, наедине со своими мыслями. «Неужели Катя всерьез хочет так жестоко обращаться со мной? Или это все игра из-за двух миллионов? Но если это игра, почему она так возбудилась, глядя, как ее мужа унижают. И как она радовалась, что Жилин в нее кончил в опасные дни, и что она, скорее всего, залетела от него. Разве это только из-за денег? Нет, по-моему, ей это и на самом деле нравится»…
От всего произошедшего я чувствовал себя ужасно униженным, но я не мог врать сам себе, я же чувствовал, как я отношусь к этому на самом деле – у меня между ног торчал возбужденный член, который я взял в руку и начал дрочить…
Под проведение куколд-церемонии Тенгиз выделил свой ресторан, который украсили красным бархатом, картинами по тематике «фемдом» и множеством свечей в замысловатых подсвечниках. В полумраке мерцания свечей качественная акустическаяаппаратура негромко, но объемно воспроизводила органную музыку Баха. Все вкупе создавало атмосферу торжественности и таинственности, как будто в этом зале должен был состояться закрытый для посторонних глаз обряд религиозной секты или тайного сообщества.
Незадолго до церемонии Тенгиз дал мне «дорожку» своего голландского порошка:
— Так тебе приятнее будет…
На мне был одет торжественный свадебный костюм темно-серого цвета и ярко белая рубашка. И только две детали в моей одежде раскрывали необычность предстоящего обряда: вместо галстука у меня на шее был завязан черный чулок моей жены, а из нагрудного кармана пиджака свисали ношенные катюшины трусики белого цвета.
Катя выглядела просто божественно: вся в белом, в фате, ниспадающей на лицо, туфлях на высоченных каблуках, чулках в крупную сетку и шикарном свадебном платье, шлейф которого тянулся за ней по полу. В общем, невеста – невестой, если б не одно «но»: передний разрез платья начинался прямо у лобка, после чего расходился в разные стороны, обнажая и ее татуировку в виде сердца, и ее нижние губки, и подтяжки чулок. Трусиков на Кате не было…