Пашок стал раком и Денису,
Он крикнул дерзко: «блин, кончай»
И двинул своим задом кислым,
Смелей же, ну давай-давай,
Отдрочив в третий свой хуище,
Денис пустил свой спермачок,
На Пашки блядский седали’ще,
Слегка закапав спермой бок,
А после предложил Пашочек,
Как ножниц лесби, так и щас,
Немного жоп активных точек,
Помять, размазавши спермак,
И двое, жопами коснувшись,
Друг друга, тёрлись, а спермак,
Дениса — вниз, соприкоснувшись,
Залил пол, довершив бардак,
А кончить Пашке помешало,
То что он гниломудый был,
Когда его хуя не стало,
Он даже думать и забыл,
Наверно пьяным на морозе,
Он голой задницей сидел,
Когда к своей жене-занозе,
Уже давно, блин, допердел,
И двое бегемотов блядских,
Пустив густейшую слюну,
Уселись в центре прямо на пол,
И как сморило их ко сну,
Проспали… Тут Михалч припёрся,
Судье вручив ещё конверт,
Как тот, башлял чем хуесосам,
А что внутри — то с пяти лет,
Ребёнок малый даже знает,
То лыбящийся в ротик весь,
Зелёный (скорей серый), да ет
Американский президент.
Уладил чисто по-пацански,
Заставив Путина и ко,
В который раз уж умиляться,
За всю систему, жопито,
В которую те превратили,
Крутую некогда страну,
Её в говнище опустили,
Предав безмерному говну.
Так вот, застал среди погрома,
Он работяг двоих своих,
Вмиг стал сверхзлее покемона,
Взвизжал шиш: «Ща убью двоих,
Ничтожных жалких бегемотов,
Утырков, хуегрызов,