С Семиной физик управился быстро. Она кое-как решила пару задач, и он поставил ей трояк. Заодно, «чтоб не скучала» дал десяток задач на дом.
— Я тебя подожду? — спросила она, одевая пуховый платок.
— Не надо, я сегодня иду к бабушке, — ответила я. И она упорхнула.
Я соврала ей. Нарочно.
— Ну что, Минкина, почему ты стараешься срывать мои уроки?
Я ожидала любого вопроса, но не этого. Вообще, взрослые умеют задавать такие, совершенно идиотские вопросы. Самый известный из них «почему ты балуешься»? Ну, что на него можно ответить? Вопрос физика был из той же серии. Но он ждал ответа.
— Я не стараюсь, — начала я.
— Ты вредишь мне.
— Я не… — нужный глагол не получался. «Врежу» или «вредю»? Я молчала.
— Ты все время хихикаешь, задаешь глупые вопросы.
— Я не все понимаю, поэтому спрашиваю.
— Все ты понимаешь. Вместо того, чтобы помогать мне, быть другом учителя…
Ого! «Друг учителя» — это что-то новое. Это мы еще не проходили.
— Ты вместо этого постоянно ехидничаешь и смущаешь меня.
Смущаю? Вот это да! Эту тему надо развивать!
— Как это я Вас смущаю? — спрашиваю я голосом овечки первого месяца жизни.
— Не мне тебе рассказывать — как! Почему ты балуешься?
Здравствуй, детство мое золотое! Только что вспоминала такой вопрос.
— Я не балуюсь. Не сердитесь на меня.
— Чтобы такого больше не было.
Он строг. Мы сидим рядом за его столом. За окном уже совсем стемнело. Мы учимся во вторую смену до пяти-шести часов вечера, а тут еще пришлось задержаться.
— Ладно, вот тебе три задачки на дом, — он внезапно добреет.
Он поворачивается, берет пару листиков и дает мне. При этом его колено слегка упирается в мое бедро. Я кладу тетради и учебник в сумку, принимаю исходное положение, мы снова сидим, как в самом начале, вот только его колено так и остается прижато к моей ноге.
Я не отодвигаюсь.
— Ну, что, пора заканчивать? — спрашивает он.