— Зачем тебе такой?
— Для тебя, иди сюда, — прошептал я и взял ее за руку.
— Дима, что ты, это невозможно, я боюсь. Мы не должны…
— Немножко, любимая, вот увидишь, я чуть-чуть, я только сверху…
Я прижал девушку к себе, ее голый живот прижался к моему голому животу, и мой твердый, разгоряченный петушок был между нами. Я потянул ее на диван, и мы снова легли. Я задвигался, дикий восторг охватил меня.
— Дима, ты с ума сошел, что ты делаешь, — горячечно шептала она.
— Пожалуйста, Света, пожалуйста, я не сделаю тебе ничего плохого.
— Нет, нет, я боюсь, Дима, не надо, пожалей меня.
— Ну не сжимай так ноги, милая, ну, прошу тебя, я так хочу… Раздвинь…
— Не надо, мамочка, ой, не надо!
— Света, не бойся, я только здесь, сверху, вот так, не бойся, я вот так.
— Ой, Дима, Дима, Дима. Ой!
— Милая, ну,не бойся, я обещаю, я только сверху, вот так, тебе же приятно?
— Да! Только пусть вот так. Так, наверное, можно, да? Ой, ой, Дима! Ох!
— Светочка, девочка моя, я… А-а! Света! Света… Любимая… А-а! А-а!
И наступила тишина. И покой. Только дыхание все еще было шумным.
— Боже, Дима, что ты наделал? — услышал я ее далекий голос.
— Что? — я посмотрел на нее. Она сидела на диване и осматривала себя.
— Ты облил меня здесь, — голос ее дрожал.
— Где?
— Сам знаешь, где.
— Ну и что? Я же только сверху, как обещал. Вот полотенце, вытрись.
— Дима, я боюсь, а вдруг?
— Какой еще «вдруг»? Какая ты глупенькая. Чего ты боишься? Все так делают.
— Кто «все»?