Энди понял — тянуть бесполезно. Тётя Клава говорила твёрдо, решительно и неумолимо. Надежда на безболезненное разрешение инцидента растаяла.
— Вы, — ответил он.
— Тебя родители ни разу не пороли?
— Нет.
— А я выдеру тебя так, что ты на всю жизнь запомнишь. Согласен на мои условия?
— Д-да, — с трудом выговорил Энди.
— Повторяю, обратной дороги не будет.
— А вы не ничего не расскажете родителям?
— Ничего, — твёрдо пообещала тётя Клава.
«Уж лучше вытерпеть боль, чем всю жизнь испытывать презрение», — подумал Энди. Он представил себе тягостное молчание, натянутые отношения, трудности в общении, то есть, отношения между ним и родными потеряют всю лёгкость и непосредственность, превратятся в невыносимое бремя.
— Я согласен.
— Точно?
— Да, — без сомнений ответил подросток.
— Что ж, нянчится я с тобой не буду. Учти, ты должен покорно выполнить всё, что я прикажу. Понимаешь? Мне не нравится твоя медлительность, неуверенность. Повторяю, слышишь, подчёркиваю: ты должен будешь без вопросов делать всё, что я скажу! Понятно?
— Да.
— Если ты опять начнёшь ныть, я прекращаю и звоню твоим родителям, и больше ты не сможешь уговорить меня. Тебе всё ясно?
— Да.
— Лучше не теряй моёвремя и откажись, пока не поздно.
— Не надо, тётя Клава, я сделаю всю, что вы скажете.
— Без сомнений, обещаешь? Даёшь слово?
— Обещаю.
— Хорошо, — тётя посмотрела на подростка как-то особенно, даже с некоторым уважением. — Завтра после обеда я отдохну немного, отошлю Кристи и отстегаю тебя.
— Может быть, сейчас?
— Ух, ты какой прыткий! Нет, надо розги как следует подготовить, да и ты потомись немного, обдумай своё поведение. Может, ещё и откажешься.
— Нет, не откажусь.