Итак, Зигмунд Фрейд утверждал, что человеческой природой правят две стихии: Эрос и Танатос. Эрос – стихия созидания, размножения, самовоспроизводства, утверждает наше эго в социуме. Танатос – стихия разрушения, уничтожения, расчищает для этого пространство. Стихии эти определяют мотивацию поступков человека. С одной стороны – желание утвердиться в социуме, с другой – конкурентоспособность в борьбе за выживание и продолжение своего начала. Согласуется с теорией Чарльза Дарвина о борьбе за выживание видов и четко подразделяет окружающий мир на «моё» и «не моё». Всё что моё – поощряется, холится, нежится, любится, оберегается. Всё что не моё – гнобится, убивается, ненавидится, не принимается. Конкуренция за право жить начинается с состязания излившихся сперматозоидов, которые несутся по маточным трубам на встречу разряженной как невеста яйцеклетке. Кастинг роя живчиков, но только один, пробуравит её оболочку и, обозначив себя в природе, даст начало новой жизни, остальные, увы, сгинут без вести. Зачем это мне? А вот зачем.
Свингеры изворачивают ситуацию до наоборот. Вместо конкуренции и завоевания женщины, безраздельного владения её любовью. Они сами подкладывают свою половину в постель к другому. Мазохистский кайф от унижения своей дамой, отдавшей предпочтение другому, лучшему, чем он, более красивому, умному, совершенному или просто более манкому самцу. Но не исключен и садизм ситуации – видеть как твоя женщина по твоему желанию сношается на твоих глазах как последняя шлюха, теряя остатки женского достоинства, превращаясь в похотливую самку. Может свингеры такие альтруисты, что добиваются сексуальной гармонии для своей половины, жертвуя собой? Вряд ли. Иначе, зачем они не отходят в сторону, оставляя другим наслаждения, а участвуют в процессе, смотрят, смакуют, срывая свои цветы удовольствий…
Садомазо полным набором.
Описан синдром Рубенса. Великий фламандский живописец Питер Пауэл Рубенс, как утверждают, тащился от рыхлого целлюлита женского тела, а натурщицей ему служила собственная супруга, и он с радостью демонстрировал её наготу в своих картинах. Может это был мазо-кайф от унижения – ведь зрители глазели на его сокровенное, могли разглядывать, критиковать, потешаться или желать её прелестей. Или садо-кайф – демонстрация уродливого тела жены с тайным собственным глумлением над её несовершенством.
Садомазо по полной программе.
Концепция Эрос-Тананос бесконечно обыграна многими как до Фрейда, так и после: философия эстетического нигилизма Ницше, паранойяльная деградация де Сада, дегенеративный волюнтаризм Шопенгауэра… Вот и развивается тезис Ницше – «Оступившегося – толкни…», продолжается Шопенгауэром – «…чтобы он упал…», де Садом – «…и убился, желательно в мучениях».
Эрос – олицетворение любви, Танатос – смерти. Плоди себе подобных, губи всех иных. И чем ближе тебе по духу, внешности, поведению и т.д. индивид, тем больше у него шансов на твою симпатию и тем меньше шансов на твой остракизм. И это не только в сексе. Отклики тандема Эроса и Танатоса заложены в бизнесе – принцип корпоративности, в работе – принцип коллегиальности, в межличностных отношениях – масонский принцип «свой и не свой», клубы по интересам с уставами, препятствующими внедрению в узкий круг чужаков, домострое – строгая сфера семейного уклада и до доктрины независимости государств и блоковых политических интересов.
Расизм? Шовинизм? Как неприятие людей другого цвета кожи и расы с симпатией к своему этносу. Религия? Многовековая вражда концессий: христиане – мусульмане, и ещё — иудеи, буддисты, мормоны, язычники, сатанисты, а потом – поглубже, внутрь христианства: православные – католики — протестанты, и еще глубже истино-православная церковь – староверы – баптисты-адвентисты Седьмого дня, свидетели Иеговы и так бесконечно.
Вот так мы устроены. Если верить тому же старикашке Фрейду. Как устроены, так и живём.
А поэтому: «Живи и дай умереть! — LIVE AND LET DIE!».
LIVE AND LET DIE
McCartney
When you were young
and your heart was an open book
You used to say live and let live
you know you did
you know you did
you know you did
But if this ever changin
in which we live in
Makes you give in and cry
Say live and let die
Live and let die
Шаровая молния.
Всё устроилось. Я – человеческая фурнитура. На диване моя Госпожа в великолепном вечернем платье с эффектным боковым разрезом и перьевой полумаске обнимается и целуется с дюжим мужчиной, своим секс-партнером на сегодняшнее рандеву. Мне мимоходом указано пальчиком на очаровательные ступни моего Сокровища и я поглощен тем, что самозабвенно вылизываю их в шикарных босоножках. Как же я их люблю. Эти пальчики, сегодня с покрашенными пурпурными ноготками, нежной эластичной кожей и велюровыми пяточками. Всё это у меня перед глазами, я этим поглощён! Поглощён, потому, что заранее установил для себя тактику поведения: я не должен смотреть на их действия, ну или максимально избегать этого. Я не должен слушать их воркование, стоны, вздохи. Ловить их взгляды, мимику их лиц. Нет! Иначе, я сорвусь и натворю не весь что. А ведь я дал обещание… Ей! Там, за экраном, жгла душу ревность, выматывала злоба на себя, заходилось сердце в трепет и горечь, пульсировали виски, и горело лицо. Но там было, всё-таки, проще, дистанция и настрой на неправдоподобность сценического действия спасало от безумия. А тут уж надо вставить себе в мозг аутотренинговую программу, которая должна как-то самартизировать негатив.