«Таким темпом» — вернулась она к мыслям, — «всем будут видны подтёки на моих ногах, когда придётся выходить их этого кабинета, а ещё придётся идти через всю контору.» К её счастью, Энди закончил подведение соображений, недоумённо думая про себя: «Почему она не отпросится?», предвкушая разнос «Позже всех пришла — раньше всех ушла». Ники озиралась из сторону в сторону, стараясь не отжимать ноги одна от другой. Наконец Энди остановился и вытер пот со лба. Его язык заплетался, он устал.
Он заприметил ёрзанье Ники, и поэтому нарочно затянул свою лекцию, чтобы посмотреть, что с ней будет дальше. Но ему уже самому надоело ждать. Он не подозревал, что она терпела уже очень долго, и решил позабавиться заставить потерпеть её сейчас. Его уже возбудило то, что он увидел влажный след на юбке, когда Ники выходила из зала. Он придвинулся к двери и пронаблюдал за тем, как Ники шла по коридору. Ники перекинулась взглядами с коллегами, встретившимисяеё на пути к туалету. Ники терялась в догадках, сколько она выпустила из того объёма, сколько безопасно можно было выпустить, чтобы облегчить себя. И на самом деле она не чувствовала никакого облегчения от этого.
К счастью для неё, никто, кроме Энди, не видел её сзади и не видел её мокрого пятна на юбке, которым она при ходьбе махала из стороны в сторону. Ники толкнула дверь в женский туалет, и невольно ругнулась. Внутреннее пространство было оккупировано курящими девушками из других офисов, а две двери в кабинки были закрыты. Она подошла, толкнула одну дверь, потом вторую, ни одна не поддалась. Или внутри каждой кто-то есть, или может они вообще закрыты. «Плохи мои дела» — думала она — «и этот негодяй ещё предлагал мне кофе полчаса назад!»
Она оглядела себя сзади и мокрое пятно на своей юбке, раздумывая, за сколько же оно высохнет. К счастью, юбка была из тёмного материала, и контраст был не очень большим. Она испустила агонистический крик, когда почувствовала, что опять что-то брызнуло сквозь трусы, и расставила пошире ноги. Что-то попало на пол, но юбка не намокла больше чем была. Ники всё ждала, когда же наконец откроется какая-нибудь дверца, первая или вторая. «Филу понравилось бы увидеть меня в таком виде». Наконец она решилась сесть на пол, и наделать лужу прямо под собой. Моча побежала по плоскому полу. Курящие девушки нелепыми глазами уставились на грушевидную увеличивающуюся лужу, одна курящая выронила из рук сигарету.
Запертые дверцы открылись тоже почти одновременно, и из них выпорхнули две брюнетки.
— Ты что, совчем офигела? В коридоре с ковром-дорожкой пока было всё нормально. Тут как раз в туалет из коридора стали заходить её сотрудницы после собрания. Ужасом для ошеломлённой Ники предстояло то, что она представила всю серьёзность последствий теперешнего положения. Она рванула прочь, в дверь, скрываясь от взглядов, в то время как мочевой пузырь ещё не успел вовремя освободиться, и мокрый след продолжался по коридору. Но уже ничего не чувствовала. Народу было как никогда много, ну прямо все здесь собрались, и каждый мог видеть сейчас её.
— Оставьте меня одну!!! оставьте меня одну!!! Ники поймала на себе ошеломлённый взгляд Энди. «Надо было отлить из мочевого пузыря ему под стол.»
— Видишь что со мной от твоего собрания и после твоего предложенного кофе! Многословный Энди на этот раз не нашёл что промолвить. Ники забежала в комнатёнку, где она сидела ещё с двумя сотрудницами. — Ники, с тобой что-то не так? — решилась спросить Джоанн, не поняв почему та вбежала впопыхах, да ещё мокрая сзади. Мочевой пузырь уже вылил всё на пол туалета и всего коридора.
— Я описалась, разве ты не видишь? Дайте мне полотенце! Я еле протерпела всё это чёртово собрание у Энди, а когда уже шла в туалет, эти падлы устроили там очередь.
Она замолкла, чувствуя, как с её намокшей юбки уже начало уже капать на пол, на виду у подруг. Вдруг журчание вдруг возобновилось вновь, Ники сама не могла понять откуда. Оказалось , она всего лишь опрокинула сосуд с водой для поливки цветов.
— Так, и здесь наделала, смотрите! — У дверей скопилась уже очередь заглядывающих.
— Не смотрите на меня! — Ники вся раскраснелась, закрывая свою лицо подолом юбки. И ринулась прямо на любопытную толпу, обратно в туалет, в котором уже никого не было, и к белому унитазу.
Но что вылилось там из неё, так это только слёзы. Опустошив ранее свой мочевой пузырь, как ей казалось, в несколько литров, Ники продолжала теперь сидеть и бездействовать голой и мокрой на сиденье унитаза, размышляя над плачевным состоянием себя, своего нижнего белья и юбки. Она пыталась вспомнить, в детстве было ли что-нибудь подобное не с ней, а с кем-нибудь вокруг. Мама строго воспитала её, и затем она не избегала пивных прогулок, не задерживалась на вечеринках, и не привыкла делать это даже среди кустов деревьев. «Если б он знал, что я буду бояться пользоваться чужими туалетами». «С одной стороны здорово всё-таки получилось», главное скорее отсюда, скорее!.
Теперь она не знала, как предстать перед коллегами о объяснить ситуацию. «Пи-пи это такое деликатное дело», — и кто придумал такое наказание для женщин. И это была абсолютная правда, потому что мужчинам это делать намного удобнее и безопаснее. Она обтёрла насколько можно свою юбку клочками бумаги, напихала бумаги в трусы, чтоб не было холодно, вышла из кабинки, попыталась и перешагнула через наделанную собой ранее лужу, и мерным шагом пошла по коридору. Перед неё всё плыло как в тумане. Как она играла в детстве в песочке, как вязала венки и ленточки, вспоминала минуты подглядывания за мальчиками.
Ещё в детстве она каталась не но доске, а коньках и на роликах, которые так сложно было разуть, и приходилось терпеть до последнего. Она не помнила, как это было в детском саду, но в школе было совсем по-другому. Но уже в возрасте восьми лет, вспомнила она, она была сильна в своих способностях и, несмотря на боль, от которой она страдала каждый раз, она с твёрдой уверенностью могла дотерпеть. Затем, когда она каталась на роликах со своим другом, тот не разуваясь заезжал куда-то в кусты, а она ждала его на асфальте. Она бы много чего могла вспомнить…
Не было никакой надежды, что её выходку проигнорируют и скоро о ней забудут. Когда Ники вернулась по коридору в офис, забрать сумочку с кошельком и мобильным, среди коллег на этот раз воцарилась полная тишина. Она тоже игнорировала их.
— Мне надо пойти домой, плохо себя чувствую, — объявила она коллегам стараясь произнести это как ни в чём не бывало обычным ровным голосом, и прошмыгнув как можно тише к двери. Она не нашла смелости обернуться и сказать до-свиданья, хотя её грызла эта мысль. И также она ощущала на себе дюжину взглядов, направленных на мокрый зад её юбки.
Это был всего лишь её первый месяц работы, и тут такой позор. В автобусе на обратном пути кроме неё почти никого не было, но она ехала стоя. Возвратясь домой и сидя на стуле упёршись локтями об стол, Ники с трудом могла поверить, что всё так нелепо и закономерно закончилось. И она думала не о том факте, что смогла протерпеть так долго, а размышляла над тем, как же так она пошла своему мочевому пузырю на уступку. С ней ни разу ещё не было такого, чтобы она описалась. — И что я скажу подругам Джоанны и прочим? Это позор, я не смогу больше показаться им на глаза!
Если я скрывала свои туалетные дела от лучших подруг с восьми лет, то сейчас я тем более взрослая. Ники разрешала сейчас две вещи большой важности, прокручивая их в своём мозгу. Первое, она никогда больше не покажется на глаза людям из своего офиса. Второе, на что она будет жить, она могла жить на запасы, но продолжать работать на прежнем месте больше она уже не сможет.
И она села писать прошение об увольнении, её ручка решительно чёркала по бумаге, и помимо заявления она пришла к следующему утверждению: «Я никогда больше не описаюсь». Фил может продолжать свои причуды, заставлять её терпеть, ей уже нравится быть наполненной, но в следующий раз она сдержится. Она наказала своему мочевому пузырю: Я заставлю тебя ждать столько, сколько надо, пока я не скажу тебе, «писай». — добавила она с твёрдыми нотками в голосе.
Взяв написанную бумагу в руку, Ники решительно встала, но тут же немного расслабилась, посмотрев на улицу через окно. Мир копошился за окном, на улице, оставляя её временно наедине с её мыслями. Когда она попыталась ещё раз сосредоточить свои мысли, она осознала, что её легкомысленное решение было итогом полной безалаберности и авантюризма. Раз не можешь так не можешь, нечего было соваться.
Её работа не считалась престижной, лучше вообще было сменить работу. Но предвкушение лёгкости и предвкушение, что она будет свободно порхать пару недель, пока она не устроится на более подходящее место, радовали её. Шеф её больше не увидит. «И назначить короткий перерыв с роспуском заседания,если кто-либо ещё раз проявит признаки ёрзанья», — улыбнулась она при этой мысли. Она держалась ведь 19 часов суммарно, после четырёх или пяти выпитых чашек кофе. Энди наверно решил приколоться над ней, но Филу, она была уверена, такая затея понравилось бы ещё больше.
Приближалось время обеда, так что Ники занялась приготовлением еды. Её мокрые одежды были прополосканы и сохли в ванной, а на себе она заменила их спортивными штанами и майкой. Ещё не начавшаяся карьера Ники была обречена, она пойдёт продавщицей газет или сигарет (чёрт, в киоске тем более негде будет пописать, но там хоть не на виду).
Затем другие домашние дела, включая прогулку до почты, чтобы отправить заявление на увольнение, загрузили её вплоть до предполагаемого возвращения Фила из Лондона. Когда она позвонила ему по телефону, Фил тут же взял трубку. — Привет, Фил!!! Можно я приеду к тебе?
(окончание в части 3)