Сорокалетняя голубоглазая, пышнотелая, с волосами-завитушками блондинка полковница Марья Николаевна Копальская с интересом разглядывала шею дочери, сидящую напротив за столом и дующую на горячий кофе.
— Ты опять подставляла шею этому балбесу Борьке? — грозно сдвинула накрашенные брови строгая мать.
— Ничего я не подставляла. Он сам, — начала было оправдываться четырнадцатилетняя Люська, но мать тут же прервала ее:
— Не слепая. Вижу, какие засосы он оставил…
— Мам?! Уже и целоваться нельзя?! — покраснела дочь, закрывая шею приподнятым воротником халата.
— Знаю, куда ведут эти поцелуйчики. А губы? Почему покусанные?
— Это Рекс укусил, когда я лизнула его в носик.
Маленький Рекс сидел тут же и по очереди вращал головой, поглядывая то на хозяйку, то на ее дочь, явно ожидая подачки с барского стола. Копальская мило улыбнулась щенку и положила перед ним на полу кружочек колбасы.
— Ешь, милый. Единственный настоящий мужчина в этом сумасшедшем доме, — улыбнулась она, видя, как тот проворно уносит подарок в свой угол, где лежал маленький коврик.
— Вижу, чьих зубок это дело, — Копальская иронически посмотрела на окончательно смутившуюся дочь.
— Мам?! Ну, что ты опять начинаешь про «Это?». Ты глянь, что по «ящику» показывают, — кивнула дочь на широкий экран компьютера, стоящего на столе в углу зала.
— Что там показывают, мне без разницы. От этой показухи девка в подоле не принесет, а вот от Борьки запросто…
— Заладила одно и тоже: принесет, не принесет… Борька еще дурак — дураком. Он и не знает еще, как это надо делать, — дочь снисходительно глянула на мать, иронически скривив губы.
— А для мужика в этом деле большого ума не надо: вставил, слил и вся работа. А девке потом с этим подарком всю жизнь маяться, — наставительно заметила мать, видимо испытавшая нечто подобное в годы своей молодости.
— Ты так говоришь, будто я уже решила этим подарком обзавестись. Я же не круглая дура, чтобы вот так, сейчас взять и лечь под этого олуха, — усмехнулась строптивая дочь.
— И почему же это он вдруг стал олухом?! Сын нашего генерала, на всех олимпиадах по математике первый, к тебе, как видно по твоей шее, тоже не равнодушен. Уж не решила ли ты его бросить? — мать настороженным взглядом посмотрела на дочь.
— В математике он — гений. Никто не спорит. А как сделать скромной девушке элементарный кунни не знает…
— А это что еще за фрукт?! — насторожилась мать, чувствуя подвох со стороны дочери.
— Ну, это, когда мужчина целует женщину там…
— Где это там? — брови у матери вдруг выгнулись так, что дочери показалось, будто они тут же сломаются от нервного перенапряжения.
— Ну, какая ты непонятливая, мам! Ну, там, внизу…
— Ноги что ли? Наш папа это любит…
— Бери выше…
— Неужели пупок? Так я папу и сейчас туда целую, когда хочу раскочегарить…
— Да нет… В пупок он меня тоже целовал, а вот «Там» еще ни разу…
— Ну, и где же это таинственное место? В попке что ли?