— Видишь, она не хочет! — повернулась Ленка к отцу. — Стесняется. А хорошо ты ее отоварил! — я почувствовала ее пальцы, нащупывающие вход и мои малые губки. Наконец, она ухватилась за них и принялась безжалостно подергивать. Потом настала очередь клитора.
Я сцепила зубы и молчала — отец мгновенно узнал бы меня по голосу.
— Ну, мне, пожалуй, пора, — поднялся он. — Мать будет волноваться. Нет, не провожай. Созвонимся!
Хлопнула дверь, и Ленка разразилась громким хохотом, попутно отстегивая мои ремни.
— Ну что, классно я вас обоих разыграла, а?
Я села, не зная, что сказать. Это было действительно классно, тем более, что несколько минут острого страха теперь лишь усиливали наслаждение от пережитого. Очень медленно я остывала, успокаивалась.
— Деньги-то достань! — хмыкнула Ленка. — Ты их заслужила.
Я извлекла трубочку, развернула. Там оказалось 200 баксов. Некоторое время мы молчали. Теперь, когда возбуждение от игры спало, сестра снова казалась тихой и умиротворенной.
— Послушай, что же ты будешь делать тут одна, зимними вечерами? — спросила я.
— Видишь ли, я немного пишу — стишата. Пока это не совсем то, что хотелось бы, но со временем…
Да, со временем.
— Ну, и конечно минеты, минеты, минетики, — добавила Лена..
Она была признанной вафлисткой, моя младшая сестра. Немного иная специализация, чем у меня.
Пока мы беседовали, пили чай, высыпали звезды. Мы вышли из дому. Было тихо. Только деревья слегка гудели свое в вышине.
Путь до электрички недлинный. Полумертвый курортный город, погруженный в темноту.
— Приезжай еще, — говорила она, прощаясь на перроне. — А то просто не с кем словом перемолвиться. Можешь приехать и с мужиком — отоварим по первому сорту… Конечно, привет маме-папе… — Она хмыкнула. -Не забывай!
Электричка дернулась, поплыли назад дачи, деревья, стройная фигурка в длинной хламиде на перроне.
Я не знала, плакать мне или смеяться. Больше всего мне хотелось сейчас же вернуться в Германию, к туркам, в бордель.